Однако многие не хотели сидеть и бездеятельно ждать развязки. Монархия и монарх в опасности, нужно что-то делать. Этот истерический рефрен: «Что-то нужно делать!», — на все лады повторяли особенно в аристократическом кругу, среди тех, кто своей судьбой, происхождением и положением были неразрывно связаны с династией. Возникали планы, центральным пунктом которых была «ликвидация Распутина». Одному из них суждено было реализоваться. Его осуществление связано с именем князя Феликса Феликсовича Юсупова, графа Сумарокова-Эльстона.
План убийства сложился у Юсупова в течение ноября 1916 года. К его осуществлению он привлек любимца Николая II, его двоюродного брата великого князя Дмитрия Павловича, живо поддержавшего намерение своего друга и родственника.
Первоначально Феликс не хотел сам «пачкать руки убийством»; он собирался подыскать подходящего человека, который согласился бы сделать это за деньги. По мнению аристократа, такого рода людей можно было найти, конечно же, в революционной среде. За посредничеством Юсупов обратился к видному кадету и известному адвокату В. А. Маклакову. Последний нашел такую просьбу бестактной, но тем не менее счел необходимым политически просветить Юсупова. «Вы воображаете, что Распутина будут убивать революционеры, — удивленно спросил он у собеседника и продолжал, — да разве они не понимают, что Распутин — их лучший союзник? Никто не причинил монархии столько вреда, сколько Распутин; они ни за что не станут его убивать».
Феликс был обескуражен. После некоторых колебаний он решил сам убрать «этого негодяя». План обсудили с великим князем Дмитрием, В. А. Маклаковым и членом Государственной Думы от Бессарабской губернии В. М. Пуришкевичем. Последний 19 ноября 1916 года произнес в Думе речь, в которой заявил: «В былые годы, в былые столетия Гришка Отрепьев колебал основы русской державы. Гришка Отрепьев воскрес в Гришке Распутине, но этот Гришка, живущий при других условиях, опаснее Гришки Отрепьева».
Выступление произвело сильное впечатление на князя, познакомившего со своим планом Пуришкевича, который сразу поддержал намерение Феликса Юсупова.
Датой проведения «акции» выбрали ночь с 16 на 17 декабря. Юсупов должен был привести Распутина в беломраморное «родовое гнездо» на набережную Мойки якобы для того, чтобы познакомить со своей женой (Ирины Юсуповой в то время не было в Петрограде). Здесь ненавистного мужика намеревались отравить. Первоначальный сценарий пришлось по ходу дела корректировать. Вся эта «последняя ночь временщика последнего царя» многократно описана главным планировщиком Ф. Ф. Юсуповым. В изложении все выглядело, как в страшном романе времен Борджиа: подвал аристократического палаццо, изысканные интерьеры, свечи, вино, яд в пирожных, оживший покойник, выстрелы, кровь…
Труп ненавистного Распутина отвезли на автомобиле великого князя далеко от юсуповского дворца и бросили под лед. Участники условились категорически отрицать все возможные обвинения. Однако их ухищрения были напрасны. Уже 17 декабря царица писала мужу: «Мы сидим все вместе — ты можешь представить наши чувства — наш Друг исчез. Вчера А. (Вырубова. — А. Б.) видела его и он ей сказал, что Феликс просит его приехать к нему ночью, что за Ним заедет автомобиль, что б Он мог повидать Ирину… Я не могу и не хочу верить, что Его убили. Да сжалится над ним Бог!»
Поклонники старца считали его провидцем: они были уверены, что он видит всех насквозь. Убийство сильно поколебало веру в провидческие способности Распутина, и искренне оплакивали его лишь несколько человек, включая Александру Федоровну и Вырубову. После получения подтверждения о смерти Распутина, царь, понимая, в каком тяжелом состоянии находится императрица, прервал военные совещания и выехал в Царское Село. С дороги, 18 декабря, послал Аликс телеграмму: «Только сейчас прочел твое письмо. Возмущен и потрясен. В молитвах и мыслях вместе с вами. Приеду завтра в 5 часов. Сильный мороз. Заседание закончилось в 4 ч. Благословляю и целую. Ники».
Его встретила вся семья. Вскоре был приглашен А. Д. Протопопов, который доложил о результатах расследования, и указал на несомненную причастность к этому делу Феликса и Дмитрия, помещенных до поры под домашний арест. Императрица была потрясена. Но на людях она вела себя очень сдержанно, что отмечалось всеми. Посетивший ее с докладом А. Д. Протопопов вспоминал: «Она была печальна, но спокойна, выражала надежду, что молитвы мученически погибшего Григория Ефимовича спасут их семью от опасности переживаемого тяжелого времени».
По настоянию императрицы приняли решение хоронить Распутина в Царском Селе, хотя некоторые считали, что это недопустимо, что не следует провоцировать общественный скандал и лучше отправить гроб на его родину, в село Покровское. После извлечения из воды тело Григория тайно переправили в Чесменскую богадельню, находившуюся за Петроградом, по царскосельской дороге.
Погребение решено было осуществить в пустынном месте Царского Села, на территории строящегося Вырубовой Серафимовского лазарета, под алтарем будущего храма. Тайная церемония состоялась 21 декабря. В дневнике Николая II записано: «В 9 час. поехали всею семьею мимо здания фотографии и направо к полю, где присутствовали при грустной картине: гроб с телом незабвенного Григория, убитого в ночь на 17-е дек. извергами в доме Ф. Юсупова, стоял уже опущенный в могилу. Отец Ал. Васильев отслужил литию, после чего мы вернулись домой…»
Процедуру похорон позднее описал невольный очевидец полковник Д. Н. Ломан: «На погребении Распутина я не был, но издали видел, что на нем присутствовала вся царская семья, Мальцев, Лаптинская и фельдшерица из лазарета Вырубовой, фамилии я ее не знаю. Погребение собственно совершено было в Чесменской богадельне епископом Исидором (настоятель Тюменского Свято-Троицкого монастыря. — А. Б.), я же говорю о предании земле, что совершилось духовником Отцом Александром Васильевым и иеромонахом из Вырубовского лазарета. Певчих не было, пел причетник из Федоровского собора Ищенко. Накануне Отец Васильев сообщил мне, что ему отдано распоряжение совершить предание земле Распутина, для чего он приедет из Петрограда ночевать в Царское Село, а утром заедет в собор за причетником и ризами и чтоб я сделал соответствующие распоряжения (Ломан состоял старостой Федоровского собора. — А. Б.). На другой день Отец Васильев заехал в собор, где поджидал его я, и мы вместе поехали к Серафимовскому убежищу, на то место, где предполагалось воздвигнуть храм. Не доезжая до самого места, Отец Васильев ушел к месту предания земле (гроб стоял уже в яме), а я остался в стороне, так как я не был виден, мне же было все видно. До прибытия царской семьи я подходил к самой могиле и видел металлический гроб. Никакого отверстия в крышке гроба не было. Гроб был засыпан прямо землею и склепа в могиле устраиваемо не было».
В тот период социальной нетерпимости вера «образованного общества» в спасительные химеры была удивительной. Многим казалось, что гроза пронеслась стороной, что худшее уже позади, что ненавистный «дракон» повержен, жизнь успокоится и будет все по-старому. В столичных салонах на краткий миг двое аристократов-убийц стали кумирами. Царь оказался в сложном положении. Не реагировать на такое неординарное событие — причастность членов императорской фамилии к преступлению — он не мог, но и прибегать к строгим мерам не хотел. Однако Александра Федоровна настаивала на возмездии, видя в нем проявление справедливости. Император вынес решение: великого князя Дмитрия Павловича отправили служить в состав русского военного корпуса в Персии, а Ф. Ф. Юсупова сослали в родовое имение Ракитное в Курской губернии. Остальные участники заговора (В. А. Маклаков, В. М. Пуришкевич) вообще не привлекались к ответственности.
К этому времени Николаю II стало ясно, что правительство А. Ф. Трепова не выполнило возлагавшейся на него задачи — не стало дееспособным административным органом. 27 декабря 1916 года назначен был новый и последний премьер в истории монархической России. Им стал князь Н. Д. Голицын, известный царю и царице и как член Государственного Совета, но особенно — своей деятельностью в годы войны в качестве председателя комитета по оказанию помощи русским военнопленным за границей. Это был тихий, безропотный сановник, который являлся новым человеком для Думы и, в чем были убеждены император с императрицей, безусловно, преданный монархист.