Вещи загружали в два поезда, стоявших на Александровской станции под флагом японского Красного Креста. Первый предназначался для семьи царя, свиты и прислуги, а второй — для нескольких рот охраны и трех представителей Временного правительства. Помимо Николая, Александры и их детей, ехать согласилось 39 человек (позднее в Тобольск приехало еще несколько). Отъезд был назначен на час ночи с 31 июля на 1 августа. В полночь уже все были готовы и собрались в вестибюле. Но время шло, а к ним никто не приходил. Некоторые из сопровождающих всю ночь простояли на поляне около станции. Никому ничего не сообщали. Время тянулось необычайно медленно. Наконец в начале 6-го утра в Александровском дворце появился Керенский и сообщил, что можно ехать. Погрузились в автомобили и через пятнадцать минут были уже на платформе.
В распоряжение бывшего правителя империи и его близких было предоставлено четыре купе вагона международного класса. Керенский оставался рядом до самого отбытия. На прощание поцеловал руку у Александры Федоровны, а Николаю Александровичу сказал: «До свидания, Ваше Величество. Я придерживаюсь пока старого титула». Было и смешно, и грустно. Как только глава правительства выскочил на перрон, поезд тронулся. На часах было 6 часов 10 минут. Утро было удивительно ясным, на небе ни облачка, и солнечный свет заливал все вокруг…
Глава 29
ИЗГОИ
Поезд шел на восток. Большие города проезжали ночью, и охрана предупредила, чтобы днем из окон не выглядывали и занавесок не поднимали. Несколько раз останавливались на перегонах, вдали от населенных пунктов. Пассажирам разрешалось погулять вдоль вагонов. За день до отправления властям в Омске, Тюмени и Тобольске, за подписью Керенского, ушла секретная шифрограмма, гласившая: «Экстренный поезд известного вам назначения выбывает 31 июля и прибудет 3-го в Тюмень. К тому дню приготовьте пароход и соответственно помещение в Тобольске». Но, как всегда, в срок ничего не успели. Поезд с арестованными пришел в Тюмень лишь поздно вечером 4 августа. Всю ночь шла перегрузка вещей, размещение пассажиров. Много было суеты, сутолоки, шума. Александра Федоровна, Николай Александрович и Алексей получили по одной маленькой каюте без удобств, а девочки разместились в одной пятиместной. Алексей совсем почти не спал, и отец и мать очень переживали. У мальчика вообще в последнее время расстроился сон, и он стал нервным, замкнутым. Господи, как ему тяжело! Мать все время была озабочена состоянием Беби. Ложилась с мыслью о нем и, просыпаясь, первым делом спешила узнать: как он, что он?
Наконец около шести часов утра 5 августа пароход «Русь» отошел от пристани. Двигались вверх по рекам Туре и далее по Тоболу в сторону Тобольска. Днем вышли все на верхнюю палубу. Кругом, насколько хватало глаз, расстилались необозримые просторы, и от вида этой шири дух захватывало. На воде постоянно встречались рыбацкие лодки, и люди в них внимательно, пристально разглядывали белый пароход и каких-то пассажиров на борту. Солнца не было, но погода была тихая и теплая. Никто, конечно, не подозревал, что это украдкой перевозят бывшего «царя Всея Руси». Сведения о том публично не оглашали; это была государственная тайна. Во второй половине дня, перед обедом, вдали показалось большое село. Спросили, как называется, сказали — Покровское. Родина Григория… Вся царская семья, замерев, смотрела на берег, туда, где среди серых построек выделялся своей добротностью двухэтажный дом Распутина. Они его сразу же узнали; видели раньше на фотографиях, и сам хозяин много рассказывал.
Особое волнение охватило Александру Федоровну. Она не думала, что здесь побывает, но вот ведь опять предсказание друга исполнилось. Она вглядывалась в землю, в эту темную воду, и казалось, что слышит и видит того, кто был так ей дорог. После крушения жизнь совсем переменилась, и от многого приходилось отказываться. Но то, что было в сердце, то, чем дорожила ее душа, от этого достояния никогда не отрекалась. Она для этого была слишком цельной натурой. До конца своих дней сохраняла благодарность к человеку, столь много значившему в ее судьбе. Эти чувства она хоть и не скрывала, но и не показывала лишний раз Ники. Говорила об этом только с теми, кто тоже сохранял подобную верность. Ах, как жаль, что нет рядом Ани! С ней было бы все просто; ей не надо ничего объяснять!
В начале декабря 1917 года, посылая письмо своей подруге в Петроград, написала: «Милая моя, родная. Мысленно молитвенно всегда вместе — в любви расстояния нет. Тяжело все-таки не видеть друг друга. Сердце полно, так много хотелось бы знать, поделиться, но будем надеяться, что время придет, когда опять увидимся — все старые друзья… Родная моя, молодец дорогой, Христос с тобой. Надеюсь, что 17-го получишь, соединимся в молитвах».
17 декабря 1917 года — первая годовщина со дня убийства Григория — день скорбной печали, день молитвы и памяти для царицы и для ее верной Анны.
Тобольск узники увидели 6 августа вечером. Здесь Николай Александрович был уже раз, очень давно, летом 1891 года, когда возвращался из Японии. Тогда тоже плыл на пароходе, была торжественная встреча с хлебом-солью и почетным караулом, но провел в городе всего несколько часов. Ничего почти в памяти не удержалось, кроме главного собора, который сразу вспомнил. Теперь все было по-иному. Народу на пристани стояло много: значит, ждали. Но им из кают выходить запретили. Уполномоченные Временного правительства Вершинин, Макаров вместе с Долгоруковым и комендантом Е. С. Кобылинским (он оставался при царской семье, как уже говорилось, до мая 1918 года) пошли смотреть дом губернатора, возвышавшийся на правом берегу, где власти и определили место нахождения «гражданина Романова с семьей». Николай, обладая прекрасной памятью, конечно же, помнил, что здесь была резиденция того самого последнего тобольского губернатора Н. А. Ордовского-Танаевского, которого он в 1915 году назначил по настоятельной просьбе Григория и Аликс…
После падения монархии губернатор бесследно исчез, а дом был разграблен обывателями. Вскоре он был «национализирован» и его назвали «Домом свободы», как и улицу, на которой располагался этот двухэтажный особняк. Однако жить в «Доме свободы» было нельзя: все затоптано, загажено, мебель почти вся растащена, а система водоснабжения полностью разрушена. Городские власти зашевелились, лишь когда «особые узники» прибыли. Целую неделю делали ремонт, приводя бывшую губернаторскую резиденцию в приличное состояние, завозили мебель. Все это время бывший царь и его близкие оставались на пароходе. Чтобы не создавать на пристани ажиотажа (слух о прибытии царской семьи распространился уже по всему городу, и народ валил на пристань; люди стояли и глазели с утра до вечера), на три дня «Русь» перегнали на несколько верст вверх по реке и там причалили к пустынному берегу. Пассажиры-арестанты много гуляли, наслаждались тихой погодой и живописной местностью. Лишь 13 августа состоялось вселение в новое жилище. В самом «Доме свободы» разместилась семья и несколько приближенных: П. Жильяр, комнатная девушка императрицы А. С. Демидова, старый камердинер царя Т. И. Чемодуров, камеристка («камер-юнгфера») Александры Федоровны М. Г. Тутельберг и две няни детей Теглева и Эрсберг. Местный священник отец Алексей отслужил молебен, окропил комнаты святой водой. Началась жизнь в новых условиях.
Остальные прибывшие разместились напротив, через дорогу, в доме купца Корнилова. Недалеко от губернаторского дома, на расстоянии нескольких сот метров, находилась Благовещенская церковь, куда на утреннюю службу разрешалось ходить арестованным (всенощные богослужения совершались на дому). Распорядок дня оставался прежним: около девяти утра подавался утренний чай, который отец пил в своем кабинете, чаще всего в компании с Ольгой; остальные — в столовой. Далее занимались своими делами: Николай Александрович читал, делал записи в дневнике. Потом шел на улицу, где почти всегда занимался физическим трудом: колкой дров, благоустройством небольшого двора, а зимой — уборкой снега. Дети до завтрака делали уроки. В час дня был завтрак. Затем отец с дочерьми шел на прогулку во двор, огороженный высоким деревянным забором. Алексей в это время не гулял, так как врачи считали, что ему надо воздерживаться от лишних нагрузок.