Ребенок был здоровым и жизнерадостным. Он редко плакал; няньки и кормилицы поражались его спокойному нраву. Но больше всех радовались родители. Минни после родов сразу как-то заново ожила, а Александр испытывал чувство блаженства. Он каждый день, как только вставал, направлялся к сыну, и душа радовалась глядеть на улыбчивого малыша, который почти всегда «был в духе». Вскоре после появления сына цесаревич записал: «Да будет Воля Твоя, Господи! Не оставь нас в будущем, как Ты не оставлял нас троих в прошлом, Аминь». Их теперь уже было трое, и цесаревич молился за всех.
Императрица Мария Александровна находила, что мальчик очень похож на отца. Сейчас трудно установить, насколько подобное утверждение справедливо (младенческих изображений Александра III просто нет), но фотографии юного Николая Александровича, несомненно, свидетельствуют, что он очень походил на мать. Датская принцесса не только наградила сына правильными чертами лица, выражением и цветом глаз, но и передала ему то, чем всегда владела, — очарованием натуры. Это был тот ребенок, который неизменно всем нравился, и многие любили его искренне.
В июне царь с царицей переехали в Петергоф, куда последовали и цесаревич с цесаревной. Они разместились во дворце «Коттедж», в том самом, где много времени в раннем возрасте проводил Александр Александрович. Лето было спокойным и радостным. Спал с души груз затаенных страхов и опасений. Мария Федоровна была умиротворена сознанием того, что смогла произвести на свет здорового сына, а то уж, в какой-то момент, начала разувериваться в возможности стать матерью. Цесаревич тоже все время находился в ровно-спокойном настроении. У них теперь был сын, и, что бы ни случилось, продолжение рода обеспечено. И не надо больше ничего объяснять, и не надо бояться снисходительно-сочувственных взглядов родных и придворных. Они веселились, как молодожены. Сами давали балы, ездили на праздники к другим. Благо в Петергофе в тот год собралось блестящее общество. Почти все родственники и «родственники родственников»: Лейхтенбергские, Ольденбургские, Мекленбург-Стрелицкие. Цесаревича каскад балов и гуляний впервые не раздражал. Сам усердно танцевал и с удовольствием наблюдал за женой, которая танцевала почти без перерыва, часами.
Прошел еще год, и 20 мая 1869 года Мария Федоровна разрешилась от бремени сыном, которому дали имя Александр. В роду Романовых было много Александров, и вот одним стало больше. Двое детей — какое это счастье, какое богатство, какая отрада родительскому глазу. Мария Федоровна проводила с ними каждую свободную минуту.
А в апреле 1870 года случилось большое горе: второй сын Александра Александровича и Марии Федоровны малютка Александр заболел. Он простудился. Первое время не было никаких опасений, но через пару дней состояние одиннадцатимесячного великого князя резко стало ухудшаться. Пригласили лучших врачей: Шмидта, Раухфуса, Гирша. Мария Федоровна не отходила ни днем ни ночью от ребенка. И Александр был рядом. Он отменил (впервые в жизни) прочие дела и находился возле малютки. Ездили в соборы, молились там, молились и в своей церкви. 17 апреля — день рождения Александра II, царю исполнилось 52 года. Радости не было. В Аничковом впервые царила тягостная атмосфера.
Наступило 20 апреля. В половине четвертого дня маленький Александр Александрович умер на руках у Марии Федоровны. Родители были убиты горем. «Боже, что за день Ты нам послал и что за испытание, которое мы никогда не забудем до конца, нашей жизни, но «Да будет Воля Твоя, Господи», и мы смиряемся пред Тобой и Твоею волей. Господи, упокой душу младенца нашего, ангела Александра», — записал цесаревич. Художник Иван Крамской сделал карандашный рисунок умершего. На следующий день рассказали старшему сыну Николаю, что его братик умер. Двухлетний Николай воспринял все спокойно и, когда повели прощаться с Александром, совсем не боялся, поцеловал мертвого в лоб и положил на него красную розу, как ему было сказано.
Тяжелей же всех переживала мать. На Марию Федоровну было жалко смотреть. Она за несколько дней осунулась, почернела и постарела. Опять смерть вслед за радостью, снова слезы, горе, когда казалось, что все вокруг так светло и безоблачно. Неисповедимы пути Господа и замысел Его смертным не ведан. Надо смириться, надо жить.
Господь послал Марии Федоровне и Александру Александровичу еще четверых детей. 27 апреля 1871 года родился Георгий, 25 марта 1875 года — Ксения, 22 октября 1878 года — Михаил. Младшенькая Ольга появилась на свет 1 июня 1882 года. Она — единственный порфирородный ребенок, так как к тому времени отец уже находился на троне.
«Дорогая Мама» являлась для детей непререкаемым авторитетом, как и отец, но с последним им видеться доводилось меньше, хотя Александр III был даже более склонен баловать детей и смотреть сквозь пальцы на их шалости и забавы. Мария Федоровна, напротив, наследовала принципы воспитания, проверенные на ней самой при датском дворе. Она не занималась мелкой опекой, никогда не сюсюкала с сыновьями и дочерьми, но всегда требовала выполнения ими своих обязанностей и безусловного подчинения. Еще требовала правдивости, честности и открытости.
Со стороны семья Александра III производила впечатление патриархальной русской семьи. Признанным главой являлся отец, которому все подчинялись. Повседневный уклад и духовные ценности тоже были традиционными: почитание старших, вера в Бога, соблюдение всех церковных обрядов и бытовых норм. Но внешнее восприятие фиксировало лишь формальную сторону. На деле все было не совсем так. Муж, оставаясь безусловным хозяином, передал Марии Федоровне все права по управлению семейной жизнью. Как воспитывать детей, каких учителей к ним приглашать, куда ехать отдыхать, какие книги им читать, кому писать письма, когда читать молитвы — за это, как и за многое другое отвечала именно мать. Конечно, она согласовывала свои действия и решения с мужем, но тот почти никогда не менял ничего по существу, а порой только вносил некоторые коррективы.
Мать, не уставая, все время повторяла детям: никогда не забывайте о своем происхождении и предназначении, ни на минуту не позволяйте себе забыть, что на вас всегда обращено множество глаз и вы не имеете права своим поведением бросить тень на высокий общественный статус семьи, на роль и престиж своего отца. Ноша царскородного происхождения была трудна, порой непереносима, и не все дети Александра III достойно прожили свою жизнь. Случалось всякое. Лучше всех следовать наставлениям родителей с детства удавалось именно Николаю Александровичу.
Дети делились на «старших» (Николай, Георгий, Ксения) и «младших» (Михаил, Ольга). Родители любили всех, но некоторые нюансы этого чувства все-таки можно уловить по сохранившимся документам. Мария Федоровна отдавала предпочтение старшим. Нельзя сказать, чтобы она их больше любила. Нет. Просто им больше уделяла внимания именно в силу того, что с ними были сопряжены более серьезные в семейном и важные в общественном отношениях проблемы. Николай — первенец, будущее рода, наследник престола. Все, что его касалось — первостепенный вопрос. Георгий — «Милый Джорджи» — нежный и ласковый, отрада матери. Когда стал взрослеть, обнаружилась его болезненность. А затем этот кошмар — чахотка. И почти десять лет борьба за жизнь сына, и слезы, и молитвы. И ужас преждевременной кончины, и материнская душевная рана навсегда.
Ксения же была любимицей. Она так походила на мать: тот же овал лица, взгляд, походка, манера поведения. Старшая дочь не копировала мать; она просто унаследовала от нее многое. Ей не хватало лишь очарования Марии Федоровны, душевного магнетизма, рождавшего симпатию. В великой княжне было то, что начисто отсутствовало у родительницы: желчность, пренебрежение к людям. После того, как стала в 1894 года женой великого князя Александра Михайловича («Сандро»), эти качества, которые ранее только просматривались, под покровительством красавца-мужа расцвели с невероятной пышностью. Ксения Александровна, беспредельно любя и восхищаясь своим Сандро, сделалась его вторым «я». Она мыслила, как он, оценивала все и всех, как он, видела мир, как «ненаглядный Сандро». Невольно напрашивается сравнение с чеховской «Душечкой», но в Ксении было слишком много амбициозной фанаберии. К матери она относилась с ровной симпатией, которая со временем стала лишь данью традиции.