Если бы она была просто бабушкой, то, конечно, не стала бы спорить и только приветствовала такой брак. В данном же случае все было значительно сложней. Королева все еще не могла забыть унижения, пережитого в 1887 году, когда в Лондон приезжал другой русский — великий князь Михаил Михайлович. Тогда между нею и Александром III существовала неофициальная договоренность, что князь Михаил будет просить руки ее внучки принцессы Виктории Уэльской (первой влюбленности цесаревича Николая). Но случилось невероятное. При первом же объяснении этот странный русский сразу заявил потенциальной невесте, что ее «не любит и любить не будет», но что «если это нужно», он готов на ней жениться. С принцессой случилась истерика, родители были потрясены, а королеву эта история возмутила до глубины души. Какой стыд! Какое неприличие! Как можно себя вести таким образом! Виктория лишний раз утвердилась в своем давнем убеждении, что от этих русских «всего можно ожидать».
Она долго однозначно выступала против всяких возможных брачных комбинаций, где фигурировали русские. Когда впервые услыхала о том, что ее внучка Алиса любит Николая, не стала даже это обсуждать, сочтя такие разговоры недоразумением. У нее были свои виды на брак любимой внучки. Она хотела, чтобы та соединилась в браке с ее внуком, старшим сыном принца Уэльского принцем Альбертом-Виктором. Но Алиса категорически ему отказала. Бабушка была обескуражена и в одном из писем заметила, что «это показывает ее фамильную силу характера, поскольку вопреки всем нам, желавшим этого, она отказалась от возможности занять самое высокое положение».
Сильные характеры у королевы всегда вызывали симпатию, и она предоставила самой Алисе право выбора, прекрасно понимая, что гессенская внучка никогда не пойдет против ее воли. Когда возникла тема «русской партии», Виктория однозначно высказалась против, заявив, что не подобает «двум сестрам находиться в одной стране». Внучка-красавица Елизавета состояла в браке с великим князем Сергеем Александровичем, и королева считала, что по этой причине «русская тема» должна быть закрыта. Конечно, это был слабый аргумент. Ее дочери Виктория и Беатриса были замужем за немцами и жили в Германии, а младший сын Артур состоял в браке с Луизой, принцессой Прусской. Но одно дело родная Германия, а совсем другое — чужая Россия.
Самым стойким ходатаем оказалась Елизавета, не раз говорившая бабушке о желательности брака Алисы и Ники. В ноябре 1893 года великая княгиня писала королеве: «Теперь об Аликс. Я коснулась этого вопроса, но все как и прежде. И если когда-нибудь будет принято то или иное решение, которое совершенно закончит это дело, я, конечно, напишу сразу. Да, все в руках Божиих… Увы, мир такой злобный. Не понимая, какая это продолжительная и глубокая любовь с обеих сторон, злые языки называют это честолюбием. Какие глупцы! Как будто трон заслуживает зависти! Только любовь чистая и сильная может дать мужество принять это серьезное решение. Будет ли это когда-нибудь? Хотела бы я знать. Я прекрасно понимаю все, что Вы говорите, только я желаю этого потому, что мне нравится этот молодой человек». Королева сама имела разговор с Алисой и спросила: правда ли, что она любит Николая. Та потупилась, сильно покраснела, но ясно и твердо сказала: «Да». Бабушка не нашлась, что возразить, и больше к этому разговору не возвращалась.
Когда королева прибыла в Кобург, она сразу же узнала, что внучка сказала цесаревичу «нет», впав при этом в состояние, близкое к обмороку. Бабушка искренне жалела «бедное дитя» и провела успокоительную беседу. Она уговаривала внучку дать согласие и даже пыталась убедить ее в том, что православие и протестантство в своей основе «мало отличаются друг от друга». Прошло еще два дня, наполненных различными событиями и церемониями. Но так уже получилось, что помолвка русского престолонаследника затмила все свадебные торжества. Об этом только все и говорили, сочувствовали, стремились помочь. Когда 6 апреля в Кобург приехал внук королевы Виктории император Вильгельм II, то и он не упустил случая и «по-братски» поговорил с кузиной.
Все решилось 8 апреля. Вскоре после первого завтрака Ники сообщили, что Аликс ждет его в апартаментах дяди Владимира и тети Марии («Михень»). Пошел, сердце сжималось, но было приятное предчувствие. Оно его не обмануло. Их оставили вдвоем. Аликс почти сразу согласилась. Не прошло и двадцати минут, как вышли в соседнюю комнату, где их ждали. Первыми поздравили дядя Сергей, тетя Элла, дядя Павел и кайзер, который воспринял это как свою победу. Он много говорил, жестикулировал, все время бросал какие-то реплики. Но теперь Николая поведение Вильгельма II не раздражало: он почти на него и внимания не обращал. Целиком погрузился в блаженное состояние. Сразу же пошли к королеве Виктории, которая обняла и поцеловала обоих, пожелала счастья. Затем и другие поздравляли, а после завтрака в церкви отслужили благодарственный молебен. Но больше всех ликовал цесаревич, написавший вечером в дневнике, что 8 апреля — «чудный, незабываемый день в моей жизни».
В тот же день цесаревич послал письмо родителям. «Милая Мама, я тебе сказать не могу как я счастлив и также как я грустен, что не с вами и не могу обнять Тебя и дорогого милого Папа в эту минуту. Для меня весь свет перевернулся, все, природа, люди, все кажется милым, добрым, отрадным. Я не мог совсем писать, руки тряслись… хотелось страшно посидеть в уголку одному с моей милой невестой. Она совсем стала другой: веселою и смешной и разговорчивой и нежной. Я не знаю, как благодарить Бога за такое благодеяние». Жениху было почти 26 лет, а невесте — 22 года.
В Россию весть о помолвке цесаревича пришла в тот же лень, вечером. Событие сразу стало первоочередным. Как всегда, все обсуждали с видом знатоков. Вроде бы все решилось наконец-то благополучно, но вопросы оставались. Брат Николая Георгий, как только узнал новость, сразу же написал сестре Ксении: «Ты не поверишь, как я этому обрадовался; это великое счастье, что она согласилась в конце концов, а то могла бы выйти весьма неприятная история, в особенности из-за Малечки… Интересно бы знать, почему Аликс сначала отказала Ники, что очень странно».
Царь и царица послали поздравительную телеграмму, с нетерпением ждали подробностей. Через несколько дней в Петербург вернулись великий князь Владимир Александрович и великая княгиня Мария Павловна, привезли письма от Ники и свои свидетельства очевидцев. Александр III и Мария Федоровна несколько часов слушали их подробный рассказ. Лишь после этого император отправил с фельдъегерем личное послание, датированное 14 апреля, которое Николай получил утром 16-го.
«Милый, дорогой Ники, ты можешь себе представить, с каким чувством радости и с какой благодарностью к Господу мы узнали о твоей помолвке! Признаюсь, что я не верил возможности такого исхода и был уверен в полной неудаче твоей попытки, но Господь наставил тебя, подкрепил и благословил и великая Ему благодарность за Его милости. Если бы ты видел, с какою радостью и ликованием все приняли это известие; мы сейчас же начали получать телеграммы и завалены ими и до сих пор… Теперь я уверен, что ты вдвойне наслаждаешься и все пройденное, хотя и забыто, но я уверен принесло тебе пользу доказавши, что не все достается так легко и даром, а в особенности такой великий шаг, который решает всю твою будущность и всю твою последующую семейную жизнь! Не могу тебя представить женихом, так это странно и необычно! Как нам с мама было тяжело не быть с тобой в такие минуты, не обнять тебя, не говорить с тобой, ничего не знать и ждать только письма с подробностями».
Мария Федоровна была счастлива тоже. Она предала забвению все свои опасения и неудовольствия. На все воля Божья, а с этим спорить было невозможно. Императрица писала сыну: «Наша дорогая Аликс уже совсем как дочь для меня… Я более не хочу, чтобы она звала меня «тетушка»; «дорогая мама» — вот кем я для нее буду с этого момента».
Свадьба предположительно намечалась на весну следующего года. Надлежало основательно подготовиться к важному государственному событию. Но события вскоре начали принимать трагический оборот, и все пошло совсем по-другому…
Еще в январе 1894 года Александр III простудился и тяжело заболел. У него была высокая температура, беспрестанно мучил кашель. Старый лейб-медик Гирш успокаивал царицу, говорил, что это инфлюэнца, но волнение не проходило. По настоянию царицы пригласили других врачей, которых сначала не хотел видеть царь. Но Минни проявила такой напор, что он отступил и позволил себя осмотреть и прослушать. Мнение было единодушным: положение серьезное, но не очень опасное. Так оно и оказалось. Но теперь он выполнял все предписания врачей, и жена зорко следила за этим. В конце января монарх оправился от простуды. Мария Федоровна взяла в свои руки заботу о здоровье супруга. Однако даже тогда обстоятельного обследования не провели. Врачи не разглядели острую форму сердечной недостаточности, что в конечном итоге и свело царя в могилу.