Но, как это ни любопытно, ответом на это увлечение чистым искусством, отстраненным от социальных забот, явилось все большее возрастание в публике обеспокоенности о будущем страны. Эстетизм не только не затушевывал озабоченности о завтрашнем дне, но, напротив, растревоживал ее. Интеллигенция с равным вниманием относилась как к новым тенденциям в искусстве, так и к новым тенденциям в политике. Студенты агитировали по всякому поводу, земства, выходя за рамки своей компетенции, выступали за обязательное народное образование, отмену телесных наказаний, рост справедливости и свобод. Наиболее отважные из этих собраний даже создали за рубежом нелегальный журнал «Освобождение», печатавшийся в Штутгарте, затем в Париже; его редактор – Петр Струве, прежде «легальный марксист», затем перешедший к куда более умеренным доктринам. Этот журнал, проникавший в Россию окольными путями, вскоре стал настольным чтением всех тех, кто ждал перемен, без загвоздок. Тайная организация, объединявшая земских деятелей, студентов, писателей, университетских профессоров, основанная в России в 1903 г., взяла название «Союза за освобождение». Отвергая принцип «классовой борьбы», эти мужчины и женщины видели спасение не в ниспровержении царизма, но в разумном ограничении самодержавия конституционной демократией. Именно из этого союза два года спустя возникнет партия «конституционных демократов», или кадетов.
Истинные революционеры считали смехотворной эту оппозицию благовоспитанных людей. Они косо смотрели на интеллектуалов, впитавших в себя утопии «всеобщего братства», и были убеждены, что только трудящиеся классы могут путем насильственного вмешательства устранить ненавистный режим. Проникнувшись теориями Карла Маркса, они пророчили, что развитие индустриального капитализма автоматически приведет к социальному взрыву. Этим они отличались от своих предшественников – народников, которые отводили роль армии освобождения крестьянской массе. В настоящее время становилось очевидным, что эту миссию должен взять на себя рабочий пролетариат. Необыкновенный взлет экономики России не повлек за собою повышения уровня жизни заводских рабочих, численность которых перевалила к началу века за три миллиона. Этот люд, пришедший из деревни, концентрировался в пригородах крупных городов. При каждой фабрике строились огромные, серые и мрачные здания-казармы, где скученно обитала рабочая сила. Несколько семей снимали одну крохотную комнату-каморку, отгораживаясь друг от друга лишь занавесками из тряпок. Кровати стояли вплотную друг к другу. Обитатели – мужчины, женщины, дети – делили друг с другом сны, любовные отношения, недуги, ссоры и примирения. Порою рабочий, отправляясь в ночную смену, уступал за пятак койку своему товарищу, так что койки не пустовали ни днем, ни ночью – и тем не менее обитателям каморок еще завидовали обитатели ночлежек, где нары громоздились друг над другом и не было вообще никаких перегородок! Убогое жилище, бедное питание, грошовое жалованье, отсутствие защиты от произвола фабрикантов – все это превращало пролетариат в превосходную почву для пропаганды подрывных идей. В точном соответствии с предвидением Карла Маркса, по мере того, как возрастает материальное благосостояние страны, в тени вызревает сила, которая ее разрушит. Чем больше продвигается Россия по пути прогресса, тем больше она строит заводов; чем больше она строит заводов, тем больше ей требуется рабочих; чем больше ей требуется рабочих, тем более будет возрастать число недовольных.
Со своей стороны крестьянство, насчитывающее 80 процентов населения, роптало на обнищание, вызванное распределением земель не в его пользу. На 139 миллионов десятин общинных земель приходилось 101 млн. частновладельческих, большая часть из которых находилась в руках дворян. Эта диспропорция между владениями господ и крестьян казалась этим последним все более нетерпимой. После долгих веков обскурантизма и повиновения мужики неосознанно потянулись за рабочими в их стачечной борьбе. Сельские бунты потрясли Полтавскую и Харьковскую губернии. Крестьяне грабили помещичьи хозяйства, поджигали усадьбы. Мятежи были жестоко подавлены – порядок наведен, но это не успокоило умы людей. В речи перед старейшинами сельских общин Курской губернии царь, вспоминая о мятежах в Полтавской и Харьковской губерниях, заявил, что «виновные понесут заслуженное наказание, и начальство сумеет, я уверен, не допустить на будущее подобных беспорядков». Государь по-отечески напомнил, что «богатеют не захватами чужого добра, а от честного труда».[79] Эти слова не убедили никого.
Между тем наилучшая почва для пропаганды все же находилась у заводских ворот. С конца 1895 года мелкий присяжный поверенный Владимир Ульянов предпринимает попытку сплава различных марксистских тенденций в единое движение «Союз борьбы за освобождение рабочего класса». Этим он продолжал семейную традицию – его брат Александр был казнен в 1887 году двадцати лет от роду за участие в заговоре против царя Александра III. Позже Владимир Ильич Ульянов возьмет себе фамилию Ленин. Арестованный полицией вместе с несколькими десятками своих сторонников, он проведет год в тюрьме, затем три года – в сибирской ссылке.
Преследования теоретиков революции не остановили рост народного недовольства. В 1896 году в Санкт-Петербурге объявили забастовку 30 тысяч рабочих 22 хлопкоткацких заводов. Следуя их примеру, объединялись в союзы рабочие ряда крупных городов Центральной России, Украины, Кавказа, Польши. Еврейские рабочие объединились в секретный союз под названием «Бунд». В марте 1898 года в Минске была образована «Российская социал-демократическая партия» во главе с Центральным комитетом из трех членов. Серия арестов, произведенных через десять дней после ее первого съезда, дезорганизовала ее. Вернувшись из ссылки, Ленин отправляется за рубеж, где издает газету «Искра», решительно ориентированную на создание революционной организации. Второй съезд социал-демократической партии, состоявшийся в Брюсселе и Лондоне в июле – августе 1903 года, подтвердил прогресс этой суровой тенденции. И тут же в организации наметился раскол между большинством – сторонниками Ленина, которые станут называться большевиками, – и меньшинством, будущими меньшевиками, стоявшими за Мартова и Аксельрода.
Но пока марксисты социал-демократической партии сталкивались в схватках по доктринальным вопросам, партия социалистов-революционеров – бывших народников, из которых вышли террористы 1870—1880-х, – подверглась структурной перестройке и начала выпуск подпольной газеты «Революционная Россия». Несмотря на преследования и аресты, многочисленные тайные группы, державшиеся идеологии насилия, продолжали существовать по всей России. В то время как социал-демократов всерьез волновал один лишь рабочий класс и они считали важнейшими методами борьбы стачки и массовые манифестации, социалисты-революционеры ориентировались в основном на крестьянство, пропагандируя распределение земель между теми, кто их обрабатывает, и делая упор на индивидуальную противоправительственную борьбу прежними террористическими методами.
Эта экстремистская концепция привлекала к движению адвокатов, врачей, агрономов, мелких служащих, журналистов, преподавателей гимназий, педагогов, студентов. Те, кто был особенно преисполнен энтузиазма, вступали в «Боевую организацию». Этот ударный батальон, существовавший в форме тайного общества, занимался изготовлением бомб и исполнением покушений. Брожение умов среди университетских студентов побудило правительство ужесточить репрессии – студенческие сходки разгонялись казаками, вооруженными нагайками и саблями. Эти жестокости только ожесточали бунтующую молодежь, жаждавшую ниспровержения и разрушения. Новый министр народного просвещения П.С. Ванновский, назначенный после убийства Боголепова, напрасно пытался утихомирить бедных студентов введением системы общежитий. Отныне лозунгом молодого поколения было: «Нам нужны не реформы, но реформа». Любой уважающий себя интеллектуал должен быть в оппозиции к режиму и пренебрежительно относиться к своему внешнему виду. «Новое время настает, и оно себя покажет, – отметил Суворин в своем дневнике 29 мая 1901 года. – Оно уже себя показывает тем, что правительство совершенно спуталось и не знает, что начать: „Не то ложиться спать, не то вставать“. Но долго ли протянется эта безурядица?» И впрямь перед лицом недовольства масс со стороны правительства не высказался ни один голос. Часть его, представляемая Витте, выступала за либеральную и толерантную политику; другая, представляемая сменявшимися один за другим министрами внутренних дел, выступала за реакционную политику, за неприкосновенность государственных институтов и необходимость полицейских репрессий. Эта политическая непоследовательность только подстегивала подрывные элементы. Студенческие манифестации все множились. 3 марта 1902 года состоялась манифестация на Невском проспекте; жандармы, вздыбливая коней, разгоняли манифестантов с помощью сабель. Месяц спустя был убит министр внутренних дел Сипягин.