Только что принимала Бенкендорфа по поводу японцев. — Девочки поехали с Ириной кататься, а я беру прочих и Аню.
Теперь должна кончать. Благослови тебя Боже, жизнь и радость моя! — Осыпаю тебя поцелуями и остаюсь твоей старой
Женушкой.
Ц. ставка. 8 сентября 1916 г.
Мое любимое Солнышко,
Твое дорогое длинное письмо, с приложением нескольких прошений, доставило мне огромное удовольствие — сердечно тебе за него благодарен.
То, что ты мне вчера писала о Граббе и что он говорил Нини, меня очень удивило. Я помню, что летом как-то Игорь говорил об устройстве здесь тенниса, причем выражал надежду, что я буду приходить наблюдать за игрой. Я ему ответил, чтоб он занимался своими делами и в чужие дела не вмешивался. В тот же вечер за чаем я оставался один с Граббе, и он сказал мне, как я был прав, отказавшись посещать это место, где обыкновенно бывает m-me Солдат. и другие дамы, так как это, наверное, дало бы повод к нелепым толкам. Так что я не знаю, как согласовать оба эти факта — я хочу сказать: то, что Гр. говорил Н. и затем мне.
Любимая, ты можешь быть вполне уверена, что я с ней не познакомлюсь, кто бы этого ни пожелал. Но и ты также не позволяй А. надоедать тебе глупыми сплетнями — это не принесет никакой пользы ни тебе самой, ни другим.
Действительно, потери в бедной гвардии были опять тяжелые, подробностей еще не знаю. Прощай, да благословит тебя Бог, моя душка-женушка. Крепко тебя целую.
Навеки твой старый
Ники.
Ц.С. 9 сентября 1916 г
Мой родной,
Горячее спасибо, ненаглядный, за милое письмо. — Была у Знам., заходила на полчаса в лазарет, затем была в городе с Изой и А., чтоб навестить бедную гр. Гендрикову[963], — она при смерти — совершенно без сознания, — я вспомнила, что она просила меня прийти к ней, когда она будет умирать. Иночка только что приехала из деревни и тоже выглядит совсем больной; Настенька очень бодрится, она расплакалась лишь в момент моего отъезда. Затем я поставила свечки в Каз. Соборе и помолилась за тебя, мой ангел. Домой вернулась в 11/4. Чудный солнечный день. Слишком устала, чтобы выходить из дома.
Как ужасно, что гвардия снова понесла такие большие потери — но удалось ли им, по крайней мере, продвинуться вперед? Каледин не производит на Павла хорошего впечатления. Он говорит, что Каледин никогда не кажется человеком, уверенным в успехе, а это нехорошо, так как это делает его менее искусным и энергичным, — хотелось бы, чтоб они бережнее относились к гвардии.
Сокровище мое ненаглядное, вся моя нежная, нежная любовь и все мои мысли устремлены к тебе с великой тоской и страстью — меня терзает твое одиночество.
Знаешь, милый, я бы не стала назначать Дмитрия и Игоря вместе на дежурство. Я уверена, что Игорь чувствует, что он теряет рядом с Дмитрием, замечает разницу в обращении с последним и с ним, он тогда как бы глупеет, и самолюбие его страдает. — Н.П. вчера у нас пил чай, — он уехал на 2 дня в Москву, исключительно для того, чтобы повидать своих 2-х сестер, которые только что туда приехали, — вдова с ее мальчиками и младшая сестра. — Михень уехала на 10 дней в Одессу и т.д.!!
Мои сибиряки с 10 августа потеряли 43 солдата убитыми, 281 ранеными, 2 прап. убитыми, 2 ранеными и 2 контуженными. У меня был Раев, просидел около часа — он интересный человек и очень хорошо разбирается во всех важных вопросах. Письма Жилика насчет “руки” чрезвычайно интересны — воображаю, как Бэби был возбужден. В городе близ вокзала воздвигают триумфальную арку в честь японцев — это как-то странно в военное время.
А. начала читать мне вслух интересный английский роман. Я провожу вечера дома, слишком устала, чтоб посещать лазарет. Греческий Ники[964], по-видимому, все еще в Павловске.
Теперь, любимый мой, по которому я так безмерно тоскую и которого я жажду прижать к моему горячему старому сердцу, прощай! Бог да благословит и защитит тебя и да поможет Он тебе во всем!
Нежно целует тебя твоя старая
Солнышко.
Пожалуйста, назначь Протопопова министром внутренних дел; так как он член Думы, то это произведет на них большое впечатление и закроет им рты.
Ц. ставка. 9 сентября 1916 г.
Моя родная голубка,
Сердечно благодарю тебя за твое дорогое длинное письмо, в котором ты мне передаешь поручения от нашего Друга. Мне кажется, что этот Протопопов — хороший человек, но у него много дел с заводами и т.п. Родзянко уже давно предлагал его на должность министра торговли вместо Шаховского. Я должен обдумать этот вопрос, так как он застигает меня совершенно врасплох. Мнения нашего Друга о людях бывают иногда очень странными, как ты сама это знаешь, — поэтому нужно быть осторожным, особенно при назначениях на высокие должности. Этого Климовича я лично не знаю. Разве хорошо одновременно уволить обоих — т.е., я хочу сказать, министра внутренних дел и начальника полиции. Это нужно тщательно обдумать! И с кого начать? От всех этих перемен голова идет кругом. Помоему, они происходят слишком часто. Во всяком случае, это не очень хорошо для внутреннего состояния страны, потому что каждый новый человек вносит также перемены и в администрацию. Мне очень жаль, что мое письмо стало таким скучным, но мне нужно было ответить на твои вопросы. Да благословит Бог тебя и девочек! Нежно целую тебя.
Навеки, милое Солнышко, твой старый
Ники.
Ц.С. 10 сентября 1916 г.
Мой родной, любимый,
Горячее спасибо за дорогое письмо. Так досадно, что пришлось докучать тебе этими вопросами, но я только хотела подготовить тебя. Шаховского жаль увольнять, а так как Хвост. хочет подать в отставку, а Протоп(опов), как говорит Гр., подходящий человек, то я должна была тебе это сказать, а также и то, что кн. Оболенский опять человек из враждебной клики, а не “друг”.
Очень занятой день, и я страшно устала. Двое моих Крымцев были у меня “en passant” и рассказывали мне про свой полк. У меня будут — старый Иванов[965], потом (американский) отряд, находящийся под покровительством Татьяны, — потом Гусьев (младший), возвращающийся в свой полк. Затем съезжу в Убежище для детей (Ольгино) в гусарских казармах или манеже; после этого приму кн. Голицына, а в 8.20 отправимся в город на панихиду по гр. Гендриковой, умершей сегодня ночью в 4 ч.
Прилагаю трогательную телеграмму от старого Фредерикса — разорви ее по прочтении. Спасибо за английские газеты — даешь ли ты их читать m-r Гиббсу?
Бэби написал мне сегодня свое первое английское письмо. Дивный солнечный день, оранжевые и желтые листья чудно блестят под лучами, 15 градусов на солнце, но ночью, кажется, был мороз.
Мой ангел милый, постоянно с нежностью думаю о тебе. Не могу понять, почему у гвардейцев такие потери и почему им так не везет — постоянные терзания для тебя.
А. на ночь уехала в Териоки. Сейчас начнется прием.
Прощай, Бог да благословит тебя, мое бесценное сокровище, солнце жизни моей, любовь моя! Осыпаю тебя любящими пламенными поцелуями.
Навеки вся
Твоя.
Ц. ставка. 10 сентября 1916 г.
Моя любимая,
Нежно благодарю тебя за твое дорогое письмо. Пожалуйста, поблагодари девочек за их письма, у меня нет времени ответить на них. Фотографии, присланные им Деменковым, очень интересны. К завтрашнему приему японского принца приехали Штюрм. и гр. Нирод. Я приму каждого из них сегодня перед обедом.
Значит, как я узнал из твоей телеграммы, бедная княгиня Гендрикова умерла. Как для нее самой, так и для ее детей это является большим облегчением. Ты хочешь, чтоб я приехал хотя бы на два дня, но, к сожалению, это является в данное время совершенно невозможным: ввиду огромных подготовительных работ к предстоящим операциям, я не могу сейчас отлучаться из моего штаба. Боюсь, что тебя угнетает атмосфера Петрограда, которую здесь не ощущаешь. Я бы, конечно, с радостью приехал, во-первых, чтобы тебя увидеть, а во-вторых, чтоб выкупаться в моем бассейне. Дай Бог, чтоб удалось ближе к осени, как в прошлом году!
Бэби тебе, вероятно, уже писал, что мы производим раскопки у маленькой часовни.
Теперь я должен кончать. Да благословит Бог тебя и девочек! Нежно тебя и их целую, моя душка-Солнышко.
Навеки твой старый
Ники.
Ц.С. 11 сентября 1916 г.