Выбрать главу

Вся эта подлая история глубоко потрясла Коперника. Дотоле физически крепкий, он вскоре занемог. Мозговые кровоизлияния и паралич, положившие конец этой жизни, — кто скажет, не кроется ли причина их в бурных волнениях, пережитых Коперником в дни преследования его Дантышком?

XIX. ПРИЕЗД РЕТИКА

Как-то сразу трудно стало доктору Николаю взбираться по крутой лестнице к себе наверх. Да и незачем спешить в круглый покой — там теперь одиноко, неуютно…

Одолев полсотни ступеней, каноник с порога окидывает взглядом жилище — старую, еще отцовскую мебель, висящий на стене трикетрум, груды книг на столе, рукопись — и вздыхает.

Что ж, все-таки здесь он у себя. Здесь можно отдохнуть от ненужных разговоров с собратьями, от их ехидных улыбок. Только бы уволили хоть на сегодня от дел капитула. Хорошо бы просидеть знойный июльский вечер у раскрытого окна, пока не позвонят к вечерне. А после службы уехать к себе в усадьбу.

Слуга подает письмо, привезенное гонцом из Любавы. Коперник ласково улыбается: «Однако добрый Тидеман настойчив! Второе послание за неделю…» Каноник срывает печать, читает. «Экий хитрец, хочет отвлечь от печальных мыслей: обострилась подагра. Вот притворщик!..»

По-стариковски кряхтя, Коперник усаживается в кресле поудобнее, шепчет:

— Со своими бедами, дорогой мой Тидеман, я и сам справлюсь. А поездка в Любаву будет мне сейчас только в тягость.

Стук в дверь. Доктор Николай досадливо оборачивается. На пороге незнакомый человек лет двадцати пяти в мирском платье.

— Я срочно нужен больному?

Черноглазый, смуглокожий посетитель смущенно машет руками:

— Нет, нет, вовсе не больному! Прошу прощения — я профессор Иоахим Ретик из Зиттенберга.

Он говорит по-немецки с сильным швабским выговором. Коперник сразу признает в нем южанина. Георг-Иоахим Ретик был родом из области Форарльберг, в древности — Ретии.

Ретик читал курс в цитадели лютеранства — в том самом университете, где теологию преподавал сам Лютер, а древние языки — Меланхтон. Ретик читал «низшую», то-есть чистую математику, а «высшую», или астрономию, излагал его друг, старше его на четыре года, Эразм Рейнгольд.

Оба обязаны были в своих лекциях строго следовать системе Птолемея. Но Ретика и Рейнгольда смущал бес любознательности; до них дошли слухи о новом учении, опровергающем Птолемея, и молодые ученые лишились душевного покоя — узнать, во что бы то ни стало узнать, чего стоит эта новая система!

Темпераментный Ретик загорелся желанием отправиться немедленно в «папистское логово», в Вармию, и там на месте, из беседы с самим каноником Коперником, уяснить себе детали его учения.

Рейнгольд, более рассудительный, очень опасался за исход затеи. Прежде всего — как посмотрит на поездку покровитель Ретика Меланхтон? Можно лишиться кафедры… Но самое страшное было бы попасть в лапы епископа вармийского. Этот ретивый папист может, чего доброго, отправить лютеранина прямо на костер!

Ретик был упрямой породы. Он забросил все, поехал в Нюрнберг к старому своему учителю Иоганну Шонеру, профессору математики. Шонер знал об учении Коперника больше Ретика, но и его снедало любопытство. Смелый план Ретика он одобрил и обещал помочь в получении отпуска у Меланхтона.

Для себя старый Шонер просил обстоятельных писем. Пусть Ретик не откладывает своего рассказа до возвращения, пусть пишет из Вармии!

Меланхтон согласился на отпуск. И вот весной 1539 года молодой профессор отправился в путь. Из Познани он написал Шонеру, что пришлет подробный отчет, если только окажется, что «громкая слава Коперника обоснована».

Ретик явился к Копернику нежданным гостем — не списавшись заранее, не позаботившись даже о приличествующем случаю рекомендательном письме, — свалился, как снег на голову! Старый каноник очутился в трудном положении — сейчас ему недоставало только обвинения в покровительстве лютеранину!

Однако гость сразу заставил доктора Николая пренебречь создавшимся неудобством — он оказался обаятельным молодым человеком. Больше всего старому канонику пришелся по нраву его незлобивый юмор. В речах Ретика — а говорил он много, легко и охотно — религиозные распри выглядели как бестолковые препирательства чересчур усердных и недостаточно умных людей. Примерно то же думал о расколе церкви и сам Коперник. Гуманист Ретик умел тонко посмеяться над излишним рвением и своих и чужих. От него доставалось и Лютеру и Павлу III.

Внимая шуткам молодого лютеранина, доктор Николай впервые за много дней смеялся весело и беззаботно.