Соймонова. Это был огромный дом, построенный Кваренги для вельможи и земельного магната,
владельца многих тысяч человеческих «душ» — крепостных. И в этом строительстве Николай
Александрович в какой-то мере сотрудничал с Кваренги. Сейчас трудно сказать, в какой именно, но
мы вправе предполагать, что прекрасный парк с множеством различных затей, «капризов», беседок,
«руин» и павильонов был создан при участии Львова. Среди его чертежей сохранился проект
«садового домика для дачи графской» — маленького павильона, в котором можно было переждать
дождь, почитать книгу или выпить чашку кофе. «Домик» был крайне прост, но все же снаружи вход в
него оформлял четырехколонный портик, а по сторонам были полукруглые выступы, прорезанные
окнами без наличников. К нашему времени от него ничего не сохранилось. Ничего не осталось и от
некогда благоустроенного парка. От всей богатейшей усадьбы уцелел лишь перестроенный
впоследствии кваренгиевский дом да ограда со львами...
Во второй половине XIX века бывшие дачные участки, расположенные по берегам Невы,
скупались различными предпринимателями, энергично застраивались. Фабрики, склады,
многоэтажные доходные дома заняли место дач, старые усадьбы безжалостно уничтожались. Жертвой
хаотической застройки и роста капиталистического города стала дача самого Николая
Александровича.
Н. А. Львов. Проект «садового домика». 1780-е гг. Фасад и план.
* * *
Для знатоков старого Петербурга, равно как и для исследователей творчества Львова, вопрос о его
даче является одним из самых темных и невыясненных. Где она была построена, каков был ее облик?
Известно лишь, что она находилась поблизости от Александро-Невского монастыря, да еще Г. Р.
Державин мельком упоминал в одном из своих стихотворений, что деревья в саду при даче сажали
друзья Львова с хозяином во главе.
Некоторый свет проливает на эти вопросы обнаруженный нами недавно в Центральном
государственном архиве древних актов план усадьбы Львова, на котором обозначены все имевшиеся
там к 1788 году строения. Благодаря этому плану уточняется топография участка. Он был расположен
на углу Малоохтинской перспективы (ныне проспект Бакунина) и набережной Невы (ныне Синопская
набережная, где теперь находится участок дома № 32). На противоположной стороне Малоохтинской
перспективы находилась большая усадьба купца Ивана Калашникова. В XIX веке Калашниковской
именовалась нынешняя Синопская набережная. Место было весьма оживленное: тут был перевоз
через Неву на Малую Охту.
Н. А, Львов. Проект «садового домика». 1780-е гг. Разрез и план.
Довольно большой трапециевидный участок Львова был частично застроен, частично занят садом.
При этом каменный жилой дом стоял в углу территории, выходя одним фасадом на проспект, другим
на набережную. Фасад со стороны сада имел характерный для Львова полукруглый выступ. Был ли он
оформлен колоннами или не был — этого, к сожалению, на таком плане прочесть невозможно, но
своеобразная конфигурация углового дома представляет значительный интерес. Это здание было
усадебным домом, но в то же время двумя своими фасадами включалось в регулярную городскую
застройку. В апреле 1799 года Львов продал купцу Крону часть участка с садом и постройкой, которая
сгорела осенью того же года. Впоследствии на этом месте поднялся четырехэтажный жилой дом,
возведенный в конце прошлого столетия и сохранившийся поныне.
Ф. К. Неелов. Набережная Невы у Алексаидро-Невското монастыря. Акварель. 1804 г. Публикуется
впервые.
На плане отмечена любопытная для дворянской усадьбы деталь — «дощатый нежилой амбар,
принадлежащий Львову, построенный им на самой воде на сваях для складки разного хлеба, вокруг
коего сделана пристань». Для чего бы, казалось, строить ему пристань с амбаром? Возможно, дело
было в том, что у Львова росла семья и ему хотелось укрепить свое материальное положение. С этой
целью он пытался было по примеру своего соседа богатого купца Калашникова заняться торговлей
хлебом. Вроде бы совсем это не барское дело, да и опыта по этой части не было никакого, но такие
соображения не останавливали Николая Александровича, прилагавшего свою бурную энергию к
самым казалось бы неожиданным видам деятельности. История эта представляет особый интерес
потому, что здесь мы имеем один из первых примеров того, как русское дворянство в XVIII веке
приобщалось к деятельности, не свойственной этому классу.
План участка дачи Львова в Петербурге. 1788 г. Публикуется впервые.
В северной полосе России один из другим выдались неурожайные годы, и возросли цены на хлеб.
Г. Р. Державин в это время был губернатором в Тамбове. Державин и Львов в письмах договорились,
что поэт закупит партию зерна и отправит на баржах в Петербург. Львов должен был продать его.
Однако отсутствие торгового опыта и незнание купеческой среды обрекли предприятие на неудачу.
Вот некоторые выдержки из писем Николая Александровича к его другу поэту. 23 марта 1786 года
он пишет: «Что нужно и как и когда сделать по хлебной спекуляции, пришли мне операционный план,
потому что я в подобных делах по невежеству моему великая свинья». Или несколько позднее, 19
июня того же года: «Касательно до торгу нашего хлебом, если оный зависит от денежной помощи и
капиталу, то нечего и думать: заняв 59 тысяч рублей, исчерпал я все колодези одолжения; и так
отложим блины к иному дню. Если же тебе какими-нибудь изворотами удастся достать деньги и
купить там хлеб, то заклинаю тебя не иначе сию торговлю учредить, как таким образом: хлеб сей
отправить до Петербурга под моим именем, мне отдать здесь смолотый и в кулях, не требуя с меня
при отдаче тотчас денег, а ко мне написать: посланный хлеб продай куль по тому-то...»
В течение двух лет кое-как продолжались эти хлебные «негоциации», но 1 июня 1788 года Львов с
горечью писал Державину: «Вот еще, милый друг, хлопоты: купец ваш, который вез нам твой хлеб,
всего 230 кулей, отдал только нам 50 кулей овса да 11 муки, а сам и уехал в Тамбов; прочего же хлеба
мы не видали. Если тут есть возможность что воротить, так не худо бы». Но «воротить» ничего не
удалось...
Все рассказанное подтверждает и план усадьбы, где мы видим такой неожиданный для загородной
дачи амбар с пристанью.
Наконец, на этом же плане видно, что неподалеку, в непосредственной близости от стоявших у
самого берега торговых (то есть общественных, платных) бань, Львов выстроил еще одно
сооружение, в котором разместился трактир под названием «Торжок» — он тоже должен был
приносить доход. А вот что касается торговых бань, то они привели Львова к убеждению в
необходимости решительного усовершенствования этих городских заведений и даже полного их
переустройства. В своей книге «Русская пиростатика, или употребление испытанных печей и
каминов, кои посредством наружного воздуха нагревают покои» талантливый и разносторонний
Львов останавливался на недостатках городских торговых бань, особенно ощутимых в зимнее время.
Он пишет о посетителях их: «Ноги у сих бедных людей примерзают к помосту, когда они в 25
градусов и более стужи голые и распаленные босиком ходят черпать кипящую на дворе воду. Да и