Гатчинском парке (домик погиб во время Великой Отечественной войны). Такую же композицию
можно увидеть в проекте будуара для московского дома графа Безбородко. Лист этот подписан
зодчим. Здесь зеркала также расположены и за спинкой дивана, и напротив его, — это явствует из
многократно повторенного отражения, видного на рисунке. Здесь те же воздушные драпировки,
шатром поднимающиеся к потолку, светло-розовые на просвечивающей из-под них более темной
красной подкладке. Аналогия державинского «диванчика» и изображения на подписанном зодчим
листе так очевидна, что последние сомнения в работе Львова для дома Державина невольно отпадают.
Н. А. Львов. Проект будуара в московском доме А. А. Безбородко. Публикуется впервые.
Дом Г. Р. Державина на Фонтанке. План. Обмерный чертеж 1827 г.
Итак, три разных, всякий раз оригинально решенных помещения обнаруживают руку одного и
того же мастера.
Шли годы, и хотя в семье Державиных не было молодежи, народу в их доме было постоянно
полно. Родные и друзья приезжали к радушным хозяевам с чадами и домочадцами и живали здесь
подолгу. Росла слава поэта, поднимался он и по служебной лестнице. Чаще устраивались в его доме
многолюдные приемы. А тут еще увлечение хозяина театром. Дом стал мал, надс было его расширять.
И вот в конце девяностых годов начинаются новые крупные строительные работы. Справа и слева от
основного объема выросли двухэтажные корпуса, садовый фасад которых украшен ионическими
полуколоннами. Восточное крыло заняла просторная столовая, которую использовали иногда для
танцев. К ней примкнули подсобные помещения, вроде буфетной, а также комнаты для приезжих.
Западное крыло было отведено под большой парадный двусветный зал с хорами, которые
опирались на колонны, покрытые искусственным мрамором. Простенки между окон были
обработаны сдвоенными пилястрами.
Этот зал воскрешает в нашей памяти картины литературной борьбы начала XIX столетия. В нем с
1811 года регулярно заседала «Беседа любителей русского слова» во главе с седовласым А. С.
Шишковым, в чей адрес летели острые эпиграммы литературной молодежи.
Из этого зала можно было пройти в примыкавшее к нему помещение домашнего театра. Державин
увлекся драматургией и не хотел верить, что пьесы его значительно слабее его стихотворений. Они
почти никогда не шли в публичных театрах, и автор тешил себя радостью видеть их на своей
домашней сцене.
Дом Г. Р. Державина на Фонтанке. Фасады. Обмерный чертеж 1827 г.
После создания пристроек дом Державиных сильно разросся, и если первоначально в сад выходил
корпус «на семь осей», то есть с семью окнами в каждом этаже, то теперь их было двадцать четыре. И
это было не все. Дом приобрел совсем иной характер и со стороны Фонтанки. Одноэтажные
кухонный и конюшенный флигеля были продолжены до набережной, и над ними был надстроен
второй этаж. Аскетически строгие торцовые фасады флигелей, оформленные лишь ритмично
расположенными дверными и оконными проемами (среди последних значительное место занимали
полуциркульные), были выведены на «красную линию» застройки набережной и связаны между
собой двойной колоннадой с решеткой. Так образовался большой замкнутый парадный двор,
который, в свою очередь, был окружен колоннадой высотой в один этаж с таким расчетом, чтобы она
поддерживала на уровне второго этажа своего рода галерею.
По окончании строительных работ небольшой усадебный дом превратился в оригинальный
городской особняк. Пристройки не испортили его, наоборот, они придали дому неповторимое обаяние
— дом получил собственное лицо. Его облик был высоко художествен, и чувствовалось, что весь он
создан рукой большого мастерд. О внешнем виде державинского дома в начале XIX века мы можем
судить по сохранившимся обмерным чертежам и по гравюре, исполненной в 1819 году.
Остается пожалеть, что великолепный памятник архитектуры конца XVIII века, памятник,
овеянный воспоминаниями о жизни и творчестве замечательного русского поэта, был безнадежно
искажен перестройками середины прошлого столетия.
* * *
В конце девяностых годов деятельность Львова становится особенно интенсивной и
разнообразной, — вопросы искусства если и не отходят для него на второй план, то, во всяком случае,
перестают занимать его внимание безраздельно.
Менжс Дом Г. Р. Державина на Фонтанке. Гравюра. 1819 г.
В 1797 году Львов был назначен «директором угольных приисков и разработки оных в империи».
Со свойственными ему энергией и энтузиазмом занимается он разработкой каменноугольного
месторождения под Боровичами, мечтая обеспечить Россию отечественным углем. Новый директор
посылает специалистов на разведку в различные губернии страны, чтобы, по его словам, он «вовремя
мог принять нужные меры к осмотру тех мест и к учинению дальнейших своих распоряжений». При
этом указом Сената от 23 сентября 1797 года было объявлено, что «дано будет тому награждение, кто
первый где-либо откроет угольную кариеру, для разработки надежную».
Много сил вложил Николай Александрович в это важное для государства дело и с полным
основанием написал в своей книжке «О пользе и употреблении русского земляного угля» следующие
строки: «Ни о славе, ни о труде я действительно не мыслил, посвятив себя слишком десять лет. . на
обретение в России на выгодном месте минерального угля, убежден будучи, что сделаю полезное
дело, если успех будет отвечать намерению моему, нашел уголь, и много...»
Массу трудностей пришлось преодолевать ему на этом поприще: недоставало ассигнованных
денег, не легко было найти мастеров горного дела, но самое сложное оказалось убедить
правительственные круги в выгоде и необходимости перейти на отечественный уголь, отказавшись от
привозимого из-за границы. В результате добытый под Боровичами и доставленный в Петербург
уголь почти не находил сбыта: казенные ведомства утверждали, что заранее запаслись топливом и
пока более в нем не нуждаются. А разработка тем временем велась, и в 1799 году Львов доставил в
столицу 71 316 пудов угля. Поздней осенью этого года произошла сильно нашумевшая тогда история.
Государственные учреждения по старой привычке закупили уголь в Англии, а городские власти не
торопились предоставить Львову место для привезенного из-под Боровичей груза. О дальнейшем
рассказывает письмоводитель Львова Владимир Сумароков: «Поелику через целое почти лето
стоявшие на Неве барки с углем, до половины водою затопленные, по наступающему зимнему
времени замерзать начали, то, чтоб совсем оные не затопило, Львов за сею крайностию принужден
был привезенный в большом количестве груз угля сложить частию на отведенном ему в Петербурге
кирпичном заводе, а частию на собственной своей даче под Невским (монастырем. — Н. Н.), против
малого Охтинского перевозу. Но случившийся в том году у живущего по соседству купца Крона
пожар истребил строение его и знатную часть груза угольного, который, несмотря на все
предпринятые меры к потушению, горел два года».
Это был тяжелый удар для Львова. Но он умел смотреть на события широко даже в таких случаях.