Еще под окнами дома бушевало море огня, а Николай Александрович, наблюдая разрушительную и
грозную стихию, был поражен самим величием зрелища и смог написать стихи, где интонации горечи
заглушены восхищением перед богатством и могуществом сил природы:
Послушай, мать — сыра земля,
Ты целой век ничком лежала,
Теперь стеной к звездам восстала,
Но кто тебя воздвигнул? —
Я. Не тронь хоть ты меня, покуда
Заправлю я свои беды,
Посланные от чуда-юда:
От воздуха, огня, воды.
Огонь воды не осушает,
И десять дней горит пожар,
Вода огонь не потушает,
А воздух раздувает жар.
Львов всегда мыслит в государственных масштабах. В конце девяностых годов он пытается ввести
ряд новшеств в ведение хозяйства страны. Он разрабатывает проект отопления Москвы торфом,
добытым в ее окрестностях, и организует торфяную разработку у села Черкизова, ибо его волнует
хищническое истребление лесов. Он проводит опыты по получению смолы и серы из каменного угля,
изобретает новый строительный материал — «каменный картон», пригодный, по его словам, для
«обшивки кораблей вместо меди» и в качестве кровли. Изобретение «каменного картона» связано с
поисками удобного материала для покрытия «земляной крепости», которую Львов строил в
Гатчинском парке. По этому поводу он писал: «Свинец дорог, железо на земле ржавеет, дерево гниет и
горит, черепицею бьет еще больше людей, нежели самим ядром; кровле сей крепостной,
следовательно, должно быть мягкой, негниющей и несгораемой». И в качестве такой кровли
предлагает свой «картон», который, судя по дошедшим до нас весьма скупым сведениям, представлял
собой тип особо прочного папье-маше. Основу его составляла мелко истолченная специальной
машиной тряпичная бумага, пропитанная квасцами, к которой в известной пропорции добавлялись
глина или толченый кирпич.
Вопрос о новых строительных материалах издавна интересовал Николая Александровича. Еще во
время своего путешествия в Испанию он не раз видел там глинобитные жилища местных крестьян и
невольно задумывался о том, что они дешевы, безопасны в пожарном отношении, строительный
материал — земля — всегда под руками и в местности, небогатой лесом, он даст неплохой выход из
положения. Однако от этих размышлений до практики было еще далеко. Впрочем, возможность
строить дома из земли привлекала не одного Львова. В 1790 году в Париже была издана книга,
переведенная на немецкий, а с него и на русский язык и опубликованная в Москве в 1794 году под
названием «Школа деревенской архитектуры, или наставление, как строить прочные дома о многих
жильях из одной только земли...»
Львов прекрасно понимал, что нелегко будет научить крестьян строить свои избы иначе, чем их
строили по традиции из поколения в поколение в богатой лесом стране. Нужно было убеждать на
практике, показывать, что и как делать, а это было возможно лишь при условии создания специальной
школы или училища. Чтобы осуществить свой замысел, Николай Александрович всячески старался
доказать при дворе полезность подобного учреждения и в 1797 году с помощью специально им
обученных собственных крестьян создал опытные землебитные строения в Павловске и домик в
деревне Аропокази, в пятнадцати верстах от Гатчины, который со всей обстановкой был подарен
Павлом I фрейлине Е. И. Нелидовой.
Стены таких построек обычно делали монолитными путем прессовки, или, как тогда выражались,
«набивки», земли в специальных деревянных переносных станках — опалубках. Для прочности
каждый слой земли толщиной в пять-шесть сантиметров смачивался разведенной в воде известью. По
мере высыхания стена становилась крепкой, как каменная, и не боялась огня. Для строительства
годилась почти любая земля, если только она, сжатая в горсти комком, не рассыпалась, когда
раскрывали ладонь, — более экономичного и удобного строительного материала в те времена,
казалось, невозможно было придумать.
Проделанные опыты имели успех, и Львов представил царю план организации «Училища
земляного битого строения», предназначенного для «доставления сельским жителям здоровых,
безопасных, прочных и дешевых жилищ». В результате проявленной им энергии 21 августа 1797 года
в селе Никольском под Торжком было открыто такое училище под руководством самого зодчего, а
через год был открыт филиал училища под Москвой, которым фактически руководил издавна
работавший со Львовым и ставший опытным строителем Адам Менелас. Сенат издал указ, который
предписывал губернаторам безлесных провинций посылать в училище по два ученика от губернии,
выбрав их «из молодых и добропорядочного поведения крестьян казенного ведомства». Впрочем,
некоторые помещики также посылали туда и своих крепостных. Обучение было рассчитано на
полтора года, после чего крестьяне, получив звание присяжного мастера или подмастерья,
возвращались по домам. В училище они постигали технику строения из земли жилых домов, скотных
дворов, конюшен, сараев, складов, оград и т. п. В первом наборе было более ста человек, а учили их,
помимо самого Львова, его крепостные, специально подготовленные им мастера.
Тем временем по распоряжению Павла I в его любимой резиденции Гатчине Львов, используя
новую для России технику, возводил землебитный замок — Приорат. (В настоящее время в этом
здании размещается гатчинский краеведческий музей.)
Проект этого сооружения относится к концу 1797 года, но, поскольку землебитные постройки
следовало возводить в летние месяцы, к его осуществлению приступили только в июне следующего,
1798 года.
Приорат в Гатчине. 1798 г. Современная фотография.
Мысль о создании Приората (то есть места жительства приора — настоятеля католического
мужского монастыря или монашеского ордена) могла возникнуть лишь в результате довольно
длительных и сложных взаимоотношений русского правительства с мальтийским рыцарским
орденом. Этот орден в конце XVIII столетия был оплотом европейской реакции против французской
буржуазной революции и уже одним этим снискал себе поддержку российской монархии.
Павел I был ярым поклонником воинствующего ордена и вскоре по вступлении на престол, в
январе 1797 года, образовал «великое приорство русское». В ноябре этого года ему были поднесены
титул «протектора» и знаки мальтийского ордена, а через год, после занятия острова Мальты
войсками французской республики, русский царь к удивлению всей Европы принял звание великого
магистра (гроссмейстера) католического военного ордена, и мальтийский восьмиконечный крест был
официально помещен в русский государственный герб.
В это время и был сооружен Приоратский дворец — резиденция приора, которым был тогда
французский эмигрант принц Конде. Однако резиденция эта была лишь номинальной, французский
принц никогда в Гатчине не жил, и Приорат никогда не использовался по своему прямому
назначению.
Неподалеку от дворцового парка, в конце узкого длинного Черного озера, прямо из воды
романтично возникает островерхий замок, белеющий на фоне подступивших к нему елей и сосен. Вот
уже сто семьдесят лет стоит он и оправдывает утверждение своего автора, что при хорошем
выполнении работ землебитные постройки не боятся времени и с годами будут приобретать все