традициям. Для его сооружений характерны строгая симметрия фасада и плана, сильное
акцентирование центральной оси или центрального объема. Портики и лоджии, как правило
украшающие фасады его зданий, подчеркивают их классическую ясность и спокойную
уравновешенность. Многочисленные дворцы и виллы, построенные им в Италии, отличаются
глубоким своеобразием, они то празднично торжественны, то замкнуто суровы, то аристократично
изысканны. Стремясь выразить в каждом архитектурном сооружении его художественную идею,
Палладио порой пренебрегал требованиями практической целесообразности и комфорта. Не случайно
Гёте находил его виллы неуютными. Этот мастер оказал большое влияние на развитие архитектуры
стран Европы, и крупнейшие зодчие XVIII века считали его своим учителем.
В творчестве многих русских мастеров второй половины XVIII столетия также заметно
сказывается влияние Палла-дио. У В. И. Баженова, М. Ф. Казакова, И. Е. Старова — у каждого по-
своему, приспособившись к иному времеци, к иным условиям, сквозят порой черты, навеянные
гением великого итальянца. Русское «палладианство» — одно из любопытных и в то же время
самобытных явлений в истории архитектуры.
Проект дачи П. А. Соймонова. 1780-е гг. Боковой фасад. Гравюра. Публикуется впервые.
Но если говорить о сходстве загородных вилл Палладио с подобными работами Львова, то следует
признать, что сходство это скорее внешнее, так как планировка русских домов далека от строгой
симметрии всех помещений, которой неукоснительно требовал итальянский зодчий в своих
теоретических трудах.
Его знаменитый трактат об архитектуре не раз начинали переводить на русский язык, в том числе
этим занимался один из крупнейших зодчих Петербурга XVIII века П. М. Еропкин. Но благие
начинания не находили своего продолжения, и до конца XVIII столетия книга Палладио так и не была
у нас издана. Львов решил довершить труд, начатый его предшественниками, и сделать эту полезную
книгу доступной русским строителям, особенно молодым, начинающим. Справедливость требует
заметить, что в свет вышел лишь первый том трактата, хотя перевод подготовлен был полностью.
Основываясь на одном из ранних итальянских изданий книги, появившихся еще при жизни автора,
Львов сам тщательно вычертил все иллюстрации.
Постоянно стремясь черпать знания из первоисточника, будь то архитектура античности или эпохи
Возрождения, и пытаясь внушить это похвальное стремление своим соотечественникам, Николай
Александрович в предисловии к русскому переводу трактата специально подчеркнул это намерение:
«Я желал, чтобы в моем издании Палладий походил на самого себя, а не на француза, который чистый
его вкус отяготил кудрявыми украшениями, или на англичанина, который важные его красоты
поставил на спичках, оба стараясь угодить господствующему вкусу отечества своего».
Но несмотря на глубокое восхищение опытом Палладио, Львов все же предостерегал
современников от слепого преклонения перед ним. В примечаниях к переводу он отрицает бездумное
следование канонам вообще.
Говоря о требовании итальянским зодчим абсолютной симметрии помещений в зданиях, он со
свойственной ему иронией замечает: «И сам Палладий не всегда следовал сему правилу, основанному
на равновесии тел, которое удобность жизни иногда перевешивало, а без того многие бы хозяева на
дом свой, как на вечную смотрели гидру, которая их всегда мучит, а сама не старится, и с
нетерпеливостью ждали бы какой-нибудь вожделенной трещины, возвещающей надобность
перестройки. В Италии, конечно, можно строить дома и по плану шахматной доски. Хозяин занимает
там часто один уголок палат своих, а в остальных покоях картины и мраморы морозу не боятся.
Сквозного ветра итальянцы не знают и по имени, и в комнате у них зимою, как на дворе, а летом на
дворе, как в комнате, все настежь двери и окна, как решетки; но со всем тем мы к ним греться ездим.
Так годится ли правило равновесия в нашем климате, и какое равновесие мороз в 28 градусов не
перевесит?»
Львов умел творчески использовать опыт мировой архитектуры, но, проектируя свои дома, он
максимально сообразовался с реальными условиями и требованиями удобства. Так, загородный дом
Соймонова, внешне выдержанный в палладианском духе, внутри решен асимметрично: частично как
одноэтажный, с высокими, иногда двусветными помещениями, частично же как двухэтажный. Такое
решение логично вытекало из назначения дома. Здесь в летние месяцы жила небольшая семья. Но
хозяева время от времени устраивали многолюдные веселые праздники с музыкой и танцами. И
помещения нужны были разного характера. Некоторые просторные залы, примыкающие к
центральному круглому, двусветные: окна в них размещены в два яруса, причем верхние —
полуциркульной формы. Это парадная половина.
Проект дачи П. А. Соймонова. 1780-е гг. Разрез. Гравюра. Публикуется впервые.
Н. А. Львов. Проект дома В. С. Томары. 1780-е гг. Фасад. Гравюра.
Н. А. Львов. Проект дома В. С. Томары. 1780-е гг. Разрез.
Вид имения Г. Р. Державина Званка. Гравюра начала XIX в.
Другую часть дома занимают уютные жилые комнаты, расположенные в двух этажах.
Дом стоял среди обширного пейзажного сада, разбитого, по всей вероятности, также по проекту
Львова — редкостного мастера и в этом. О том, как выглядела эта усадьба, дает представление
акварель Ф. К. Неелова, исполненная с натуры в 1803 году. Легко и спокойно стоит на холме изящный
в своей классической простоте дом, а на склоне, полого спускаясь к реке, причудливо извиваются
дорожки, огибая большие деревья, лужайки и кусты. Внизу на воде, у самого берега, павильон —
купальня в виде ротонды — вполне во вкусе Львова. Этот поэтичный зеленый оазис существовал в
окружении сугубо утилитарных построек, резко контрастируя с ними: с одной стороны к саду
примыкала «городовая» верфь для постройки и ремонта частных судов, а с другой — хозяйственный
двор Казенной палаты, ведавшей государственными имуществами.
Н. Г. Чернецов. Вид дачи П. А. Соймонова. Рисунок 1823 г.
Некогда усадьба Соймонова считалась одним из красивейших уголков города, и, надо полагать, не
случайно художник-пейзажист В. П. Петров избрал именно ее для своей картины, за которую в 1794
году получил звание «назначенного в академики». К сожалению, этого пейзажа пока обнаружить не
удалось.
В начале XIX века к дому Соймонова со стороны реки, вместо портика наружной лестницы, была
сделана полукруглая пристройка — терраса, оформленная колоннами. Это изменение было внесено
уже после смерти архитектора, но оно было вполне в его духе: подобную полуротонду можно видеть
на проекте дома для В. С. Томары, была она также в домах Г. Р. Державина — как в петербургском (о
котором речь пойдет позже), так и в его имении Званка на Волхове. Дача Соймонова с пристройкой
изображена на акварели Н. Г. Чер-нецова 1823 года.
Нередко пейзажные сады и парки украшали небольшими архитектурными сооружениями. Немало
их в наследии Львова. Он проектировал их для своего имения под Торжком, для парка Безбородко в
Москве, для парка при даче Безбородко под Петербургом в Полюстрове, недалеко от «мызы»