Своеобразие метнеровской лирики - не эмоционально открытой и патетичной, а скорее внутренне сдержанной, интимной, как бы недосказанной - тонко раскрывается именно в сказках, которые и стали подлинной «исповедью души» композитора.
[1] Гр. Прокофьев. Концерты Н. Метнера. «Русская музыкальная газета», 1913, № 3, стр. 68.
«стр. 122»
Первая сказка Allegretto привлекает мелодичностью. Выдержанная в духе неторопливого повествования об одном, действительно прекрасном образе, сказка выделяется большой внутренней теплотой и удивительно светлым колоритом. В ней просто все, начиная от типично песенной мелодии с незатейливой гармонической основой и кончая формой построения.
В сказке Метнер мастерски сочетает несколько мелодических линий - это особенно ярко сказалось на рисунке аккомпанемента. Его линия не просто гармонический фон, а вполне самостоятельный мелодический подголосок:
Убаюкивающе-спокойный характер сказки продолжает ту же линию идиллических миниатюр, которую Метнер наметил «Прологом» op. 1, «Идиллией» op. 7, «Сказкой» op. 9 № 3, первой сонатой из «Триады» op. 11.
«Сказка» № 2, как бы являясь вариацией на первую сказку, в общих чертах воспроизводит ее основные контуры. Однако ярко выраженная моторность в первой ча-
«стр. 123»
сти сказки и остроритмованное начало во второй придают ей более активный, действенный характер [1]. Общее светлое, здесь даже ликующее настроение остается таким же, как и в первой сказке, но выявлено оно здесь иначе, более открыто и непосредственно:
Одно из самых задушевно-поэтических творений Метнера - сказка фа минор op. 26 № 3. В свободно льющейся кантиленной теме сказки, близкой народной лирической песне, ощущаются затаенная грусть и раздумье, которые так свойственны русским протяжным напевам:
[1] Английский исследователь Р. Холт дает такую образную характеристику этой сказке: «Воображение рисует какого-то фантастического всадника, который неудержимо мчится через все препятствия к далекой цели, которую он в конце концов и достигает…» к далекой цели, которую он в конце концов и достигает…» («Nicolas Medtner». A memorial volume edited by Richard Holt (A tribute to his art and personality). London 1955, стр. 135.
« стр . 124»
Благодаря своему простому лирически-песенному содержанию сказка быстро заслужила популярность и стала часто исполняться на концертах уже при жизни композитора.
Наиболее драматичной, ярко конфликтной по образам оказалась последняя сказка цикла. В ней находит продолжение эпико-героическая линия творчества Метнера. Воплощая напряженный, внутренне противоречивый образ, композитор использует прием контраста в пределах основной темы:
«стр. 125»
В непосредственной близости с циклами сказок op. 34 и 35 Метнер создает несколько тетрадей песен и романсов на тексты Пушкина (op. 29 и op. 32), Фета, Тютчева и Брюсова (op. 28). Сравнивая эти вокальные и фортепианные циклы, можно наметить ряд характерных параллелей. Так, например, романс «Не могу я слышать этой птички» (op. 29 № 2) по-своему предвосхищает образный строй, форму (вступление -центральная часть - постлюдия) и унисонную фактуру медленной сказки op. 35 № 3. Романс «Бабочка» (op. 28 № 3) с его полетно-фантастическим сопровождением и хрупкой причудливо-извилистой мелодической линией перекликается с фортепианной сказкой «Леший» из op. 34.
С другой стороны, и романсное творчество композитора испытывает воздействие инструментальных пьес малой формы. Своеобразие известного романса «Могу ль забыть то сладкое мгновенье» (op. 32 № 5), например, во многом определяется широким проникновением инструментальных черт: юбиляций, свободных каденций без текста и т. д.
В «Сказках» op. 34 и 35 Метнер по-новому решает вопрос объединения пьес в циклы. В ранних сказках обнаруживалось два пути: объединение внутреннее - через общность тематическую и тональную (op. 8 № 1, 2, op. 26 № 1 и 2) и внешнее: через образный контраст сказок (op. 14 № 1 и 2, op. 20 № 1 и 2).
Для большей внутренней объединенности сказок
«стр. 126»
op. 34 и op. 35 композитор своеобразно применяет схему сонатно-симфонического цикла. Так, первая сказка играет здесь роль пролога, знакомящего с ведущими образами всего цикла; благодаря большой образно-смысловой роли она может быть поставлена па место первой, наиболее действенной части; медленная лирическая вторая сказка и полетно-фантастическое скерцо - типичные образные сферы для второй и третьей частей; последние сказки- как бы финалы, большие программные картины. Цикл op. 34 завершается сказкой, написанной по стихотворению Пушкина «Бедный рыцарь». Финалом op. 35 Метнер сделал сказку-картину «Лир в степи» по трагедии Шекспира.
Однако идейная концепция сказок op. 35 во многом отличается от общего замысла цикла op. 34. Если мажорная кода первого цикла (в сказке «Жил на свете рыцарь бедный») оптимистически разрешает его проблемы, то огромный драматизм, большой внутренний накал, присущий сказке-финалу 35-го опуса («Лир в степи»), оставляет чувство смятения, неудовлетворенности, протеста.
Не только идейный замысел, но и образный строй двух циклов представляется различным. Более открытая, эмоционально окрашенная лирика характерна для четырех программных сказок op. 34: элегически-задумчивая в «Волшебной скрипке», мягкая и широкая, как раздольная русская песня во второй тютчевской сказке, хрупкая и жалобная в «Лешем» и, наконец, просветленно-величественная в «Бедном рыцаре».
В сказках op. 34 большая роль принадлежит изобразительному элементу: подражание наигрышу скрипки в первой сказке, перезвону колоколов в «Бедном рыцаре» и т. д.
Сказки из цикла op. 35 по характеру гораздо более сдержанные, сосредоточенные, строгие. Им свойственно
«стр. 127»
почти полное отсутствие внешней изобразительности [1] или применения определенной жанровой основы. Заметную роль в цикле играют полифонические принципы, особенно в первой и четвертой сказках.
И если цикл op. 34, образно говоря, был написан широкими мазками, временами приближающимися к рахма-ниновской броско-живописной манере письма (см., например, медленную сказку), то второй цикл - это скорее серия гравюр, отточенных в деталях и в целом, но не претендующих на яркую красочность. По принципам раскрытия образов, по манере фортепианного письма сказки op. 35 перекликаются с лирикой позднего Брамса (интермеццо, медленные части скрипичных сонат и симфоний).
Цикл сказок op. 35 был последним, созданным Метнером в России. В зарубежный период были сочинены циклы op. 42, op. 48 и op. 51. В последних сказках, как дань воспоминаниям о Родине, ощущается преобладающая тяга к русской образно-жанровой тематике. Так, появляется «Русская сказка» op. 42 № 1, «Сказка-танец» с характерным подчеркиванием народно-танцевальных элементов, и шесть сказок op. 51, посвященных «Золушке и Иванушке-дурачку» [2].
Из перечисленных сказок особенно привлекает «Сказка-танец» - яркая картинка народного сельского праздника.