В общем, Антонович и Жуковский, выступая против Некрасова, переоценили и свой публицистический талант, и свое влияние, и свой авторитет, оказавшийся намного ниже авторитета любимого публикой поэта. Для публицистов, литературный стаж которых не исчислялся и десятью годами, а достижения в создании какого-либо печатного органа просто отсутствовали, крайне самонадеянно было атаковать Некрасова, 20 лет тянувшего на себе оппозиционный журнал, в котором печатались Белинский, Чернышевский, Добролюбов, Тургенев, Гончаров, Толстой. (Неудивительно, что для Жуковского и Антоновича этот скандал обернулся концом литературной карьеры.)
Существенно сильнее задело Некрасова другое выступление, по времени почти совпавшее с выходом брошюры Антоновича и Жуковского. В четвертом номере журнала «Вестник Европы» были опубликованы «Воспоминания о Белинском» Тургенева, в которых предана гласности история с началом «Современника» и «отстранением» Белинского от доходов, при этом напечатаны те фрагменты адресованных автору писем, в которых критик очень резко высказывается о Некрасове. Эта болезненная история, ранее известная немногим, теперь стала достоянием широкой публики («Вестник Европы», который совсем недавно начал издавать Михаил Матвеевич Стасюлевич, к тому времени был уже очень популярен). Тургеневский мемуар не вызвал большого резонанса; тем не менее Некрасов был задет. Не чувствовавший никакой нужды «оправдываться» перед Жуковским и Антоновичем, в этом случае поэт четыре раза приступал к объяснению своих отношений с Белинским в письме Салтыкову, так и оставшемся неотправленным. Но и по этому поводу у Некрасова неожиданно нашлись заступники: в 187-м и 188-м номерах «Санкт-Петербургских новостей» было напечатано большое письмо Белинского Боткину, в котором великий критик высказывался об отношениях с Некрасовым скорее с благодарностью, защищая его от обвинений членов кружка. Антонович и Жуковский сочли необходимым ввязаться в мало их касающееся обсуждение — опубликовали в «Космосе» статью, в которой отказались «реабилитировать» Некрасова. Это было едва ли не последнее их выступление в печати: «Космос» разорился и закрылся, других изданий, готовых принять их в сотрудники, не нашлось.
Впрочем, все эти журнальные битвы проходили в отсутствие Некрасова. В начале апреля он снова надолго уехал за границу лечиться от расстройства нервов и болей в желудке. Он посетил сначала Берлин, затем Висбаден, Париж, Интерлакен, Соден, Киссинген, Париж, Дьеп, снова Париж. Сопровождали Некрасова доктор Сезеневский и сестра Анна Алексеевна Буткевич. Конечно, до него доходили известия о постепенно утихающем скандале — об этом, в частности, его подробно информировал Салтыков, надеясь, что Некрасов предложит какой-нибудь «план противодействия», и одновременно утверждая, что всё это «гнусные пустяки».
Лазаревский посылал трогательные письма, напоминающие те, что когда-то отправлял Некрасову за границу Чернышевский, хотя, конечно, существенно более сдержанные. В ответ на жалобу Некрасова на расстройство нервов Лазаревский писал: «Чуется мне, что Вам взаправду больно. Что тут миндальничать! У чуткого, искреннего сердца тревоги неисходные. Их не вынешь или многое вынешь с ними. По плечам и крест на человека. Тут и поминки прошлого, и великие чаяния идущего, а Вам есть на что оглянуться, есть во что заглядывать». Посылая брошюру Рождественского, Лазаревский снова ободрял приятеля: «Крепко обнимаю и целую Вас, милый Николай Алексеевич, и еще раз целую. Три пакета посылаю Вам. Долго думал над ними. Думалось так, что грешно преследовать Вас даже там дребеденью; думалось и то, что после олимпийского свинства Вам не неприятно будет услышать чистое молодое слово. Говорят, что эту брошюру печатали на студенческие гроши». Некрасов ответил: «Спасибо и за доброе слово, и за вырезки из брошюры. Она, видимо, умно и бойко написана, но мне не это важно, а то дорого, что я увидел, что у меня есть друзья». «Я потому и посылал Вам, дорогой Николай Алексеевич, вырезки, чтоб Вы видели, что у Вас много друзей, а друзья люди честные. Смятение вообще затихает. «Космос» (в прибавлении) еще ругнул недавно, толкуя про тургеневскую статью о Белинском», — тут же откликнулся Лазаревский.