Замысел не был осуществлен — Туношенский сумел подготовить только один выпуск журнала.
Видимо, учитель стремился заинтересовать учеников поэзией и смог этого достичь, скорее всего, не своими объяснениями, примерами и упражнениями, а энтузиазмом, любовью к искусству слова. Вероятно, он и подтолкнул Некрасова сначала к чтению, а затем и к сочинению стихов. Однако учитель, пробудивший или укрепивший интерес мальчика к поэзии (если он возник у Некрасова еще в до гимназические годы, о чем сведений нет, кроме упоминания о поздравительном стихотворении матери), не мог научить его разбираться в современной литературе. Критерии художественности, которые были заимствованы словесником у Кошанского, основывались на следовании норме и универсальным правилам как высшем достоинстве любого сочинения. Между тем в литературе уже наступала эпоха, когда бесконечно выше стали цениться оригинальность, «неправильность», индивидуальность. Подтолкнув Некрасова к чтению современной поэзии, Туношенский оставил его «беззащитным» — неспособным в ней разбираться.
Поскольку книжных лавок в Ярославле не было (печатная продукция, видимо, в очень скудном ассортименте продавалась вместе с другими товарами в лавке местного богатого купца Эраста Оловянишникова), а у гимназиста Некрасова вряд ли имелась возможность выписывать книги по каталогам в комиссионерских конторах (как это делали в провинции состоятельные люди, стремившиеся следить за литературными новинками и достижениями науки), источником умственной пищи для него была библиотека. В это время в ярославской гимназии было целых две библиотеки — «подвижная» и фундаментальная, в которой имелось 392 книги по «философии, российской и иностранной словесности», а также книги по истории, географии и статистике, естественной истории, физике, математике. Кроме этого, выписывались литературные журналы, в том числе популярные столичные «Библиотека для чтения», «Телескоп» и «Московский наблюдатель». У латиниста Ивана Семеновича Топорского, вспоминал сам поэт, он брал «Московский телеграф». Эти журналы и стали его излюбленным чтением. Некрасов читал их и в библиотеке, и прямо во время уроков, благо такая возможность в гимназии была. Как вспоминал учившийся в петербургской гимназии министр народного просвещения Александр Васильевич Головнин, «если ученик выучил по книге или тетради заданный урок и особенно если уже отвечал его, то всё время в классе мог заниматься другим предметом, как бы в отсутствии учителя». Так, по воспоминаниям Горошкова, поступал и его товарищ: «В классах Некрасов, бывало, всё сидит и читает…» Сам Некрасов вспоминал об учебе именно как о времени знакомства с поэзией: «В гимназии я… начал почитывать журналы».
Видимо, наиболее важным для него был ежемесячный журнал «Библиотека для чтения», начавший выходить в 1834 году, как раз в то время, когда у Некрасова появился первый интерес к поэзии. Редактором журнала был Осип Иванович Сенковский — заметная и весьма неоднозначная фигура в литературном мире, образчик человека ученого, неглупого и небездарного, но при этом беспринципного, быстро присоединившегося к складывавшемуся в 1830-е годы «торговому» направлению в русской словесности. Характеризуя свой журнальный круг чтения, Некрасов наверняка имел в виду прежде всего «Библиотеку для чтения»: «Пушкин в журналах почти не попадался, за Бенедиктовым там шли печенеговцы (после огромного успеха первого сборника Владимир Бенедиктов с 1836 года постоянно публиковался в этом журнале, его стихи отсутствовали в других журналах, упомянутых Некрасовым. — М, М.)». При этом нарисованная поэтом ретроспективная картина не совсем верна: Пушкин немало печатался в «Библиотеке для чтения» в первые два года ее издания. Поначалу там появлялись и произведения Василия Жуковского, Дениса Давыдова, других первоклассных поэтов, а стихи Алексея Тимофеева или Ивана Гогниева служили лишь фоном. Постепенно, однако, Пушкин и Жуковский исчезают со страниц «Библиотеки», а их место занимают многочисленные эпигоны: В. Г. Бенедиктов, А. И. Подолинский, А. В. Тимофеев, И. Е. Гогниев, Е. Бернет и др. Это были сложные процессы, происходившие в столичной литературе. В провинции были известны только результаты этих процессов, а не их суть, и Туношенский, конечно, никак не мог сориентировать в ней юношу, увлеченного литературой и в особенности поэзией. Его уроки не могли дать противоядие от низкосортной литературы, научить отличать Пушкина от Бенедиктова и Жуковского от Подолинского. Видимо, именно так нужно интерпретировать некрасовские слова, что для него Пушкин и Бенедиктов были практически неотличимы. Понять, чем Пушкин лучше Бенедиктова, было, конечно, непосильно для начинающего поэта, а потому неудивительно, что более «яркий», громкий Бенедиктов и подобные ему стихотворцы привлекли Некрасова больше, чем Пушкин, у которого могло нравиться только то, что было внешне похоже на поэзию Бенедиктова. Можно, однако, сказать в защиту юного провинциального любителя поэзии, что в разгар популярности Бенедиктова и такие опытные столичные литераторы, как Петр Андреевич Вяземский, Андрей Александрович Краевский, Федор Иванович Тютчев, оценивали его творчество чрезвычайно высоко.