Замысел этот начинает становиться реальностью уже в начале 1846 года, то есть когда «Петербургский сборник» только вышел в свет и стал приносить первые материальные плоды успеха. Свои сочинения обещали дать практически все участники круга Белинского: Герцен, Грановский, Тургенев, Достоевский, Гончаров (не что иное, как роман «Обыкновенная история», только что одобренный Белинским), Анненков, Панаев, сам Некрасов и многие другие. Сборник, таким образом, должен был стать исключительным по качеству и огромным по объему, раза в два толще почти шестисотстраничного «Петербургского сборника», за что получил от Белинского название «Левиафан».
Безусловно, и в этом случае непрактичность великого критика привела к тому, что большая часть работы легла на плечи Некрасова, которому он всецело доверял, поручая в том числе переговоры с авторами и сбор материала. Фактически от участия Белинского оставалось только его имя, но значило оно, конечно, очень много. Это не мешало Белинскому оставаться бенефициаром, небезосновательно предвкушавшим значительную прибыль. Видимо, в значительной степени именно это предвкушение обусловило окончательное решение критика порвать с Краевским и оставить «Отечественные записки» (в марте 1846 года этот разрыв был оформлен «официально»). По воспоминаниям П. В. Анненкова, Некрасов давно поддерживал это намерение Белинского, а по его собственным воспоминаниям, даже подталкивал к такому решению («Я стал подымать его на дыбы, указывая на свой заработок»).
Всё было готово, кажется, к апрелю 1846 года, когда Белинский с Некрасовым выехал в Москву, чтобы, погостив в старой столице и повидавшись с московскими приятелями и единомышленниками, отправиться вместе с М. С. Щепкиным на юг для поправки сильно ухудшившегося здоровья (поездку на лечение оплатил Некрасов, дав две тысячи рублей из средств, полученных им от издания «Петербургского сборника»). В Москве был большой сбор — туда приехали также Тургенев и Панаев. Видимо, гощение Белинского проходило в очень радушной атмосфере. С новым интересом встретили Некрасова, в апреле и мае он читал свои стихи москвичам в уже сложившейся манере — «слегка заунывным тоном». 16 мая Белинский с Щепкиным отправился в Крым, оставив завершение дел по «Левиафану» Некрасову.
Скорее всего, «Левиафан» принес бы Белинскому определенный доход, не меньший, чем «Петербургский сборник» Некрасову. Тому, однако, план издать еще один альманах в какой-то момент показался слишком заурядным, не соответствующим новым возможностям. Ему больше не хотелось издавать сборники, занимаясь, в сущности, одноразовыми предприятиями, которые его учитель простодушно называл «спекуляциями». И там, где Белинский усматривал еще одну «спекуляцию», Некрасов рассчитывал на выход своей издательской деятельности на новый, высший уровень. К таким мыслям его подталкивал сам Белинский, видевший принципиальную разницу между крупным капиталистом и мелким торговцем и рассчитывавший, что крупное предприятие даст возможность преодолеть «грязь», неизбежную для всякой торговли и спекуляции. Так, в статье о Кольцове (запавшей в душу Некрасова) критик писал: «Кольцов полагал большое различие между купцом-капиталистом, которому не только необходимо — даже выгодно быть честным, потому что честность дает кредит, а без кредита большая торговля невозможна, и между мелким торговцем, которого положение всегда скользко, ненадежно, неопределенно, который всегда принужден вертеться ужом и жабою, кланяться, подличать, божиться, натягивать всеми правдами и неправдами…» Некрасов хотел перестать «вертеться» и «кланяться».