— Ну как вы там? Не закончили еще своих туалетов? Смотрите, одевайте самое лучшее!
Непрерывно работало радио: транслировали митинг.
Вдруг из репродуктора:
— Слово предоставляется Председателю Всеукраинского Центрального Исполнительного Комитета Григорию Ивановичу Петровскому:
Николай крикнул:
— Идите сюда! Садитесь и слушайте! Тишина!
Между тем репродуктор разрывался от звуков овации. И вот мы услышали голос старого большевика.
Николай слушал жадно. Глаза его, устремленные в одну точку, радостно поблескивали.
Когда закончилась речь, Николай забеспокоился. Лавина аплодисментов и эхо лозунгов свидетельствовали о том, что митинг закончен.
— Мамочка, Раюша, Катя! Скорей выходите во двор! Встречайте дорогих гостей!
Я задержалась и еще раз крепко пожала Николаю вздрагивающую руку.
Вышли на веранду. За забором, на улице — стеной люди. Веселые, улыбающиеся лица. Увидели нас:
— Привет Николаю Алексеевичу!
— Выносите его сюда!
— Передайте ему цветы!
К дому подъехала машина. Толпа расступилась, автомобиль плавно остановился у калитки. Григорий Иванович выходит из машины. Его сопровождают руководители Сочинского горкома партии.
— Да здравствует всеукраинский староста! — раздался из толпы голос.
— Да здравствует Николай Островский!
Григорий Иванович входит в комнату. Здоровается с Николаем, целует его, нежно касается руки:
— Добре, добре, сынок.
Николай лежит спокойный, улыбающийся. Только бледен очень.
Медленно, четко выговаривая каждое слово, с легким украинским акцентом Григорий Иванович говорит:
— Я очень рад, дорогой Николай Алексеевич, вручить вам орден Ленина и глубоко уверен, что он послужит вам к еще большему увеличению ваших сил и здоровья на дело служения строительству социализма.
Вместе с этим передаю вам все документы к ордену Ленина. Передаю вам также маленькое приветствие Председателя ЦИКа СССР товарища Калинина. Михаил Иванович написал вам несколько строк:
«Уважаемый товарищ Островский! Приветствую и вместе поздравляю Вас с получением ордена Ленина. От души желаю, чтобы эта награда послужила Вам приливом новых сил для Вашей столь полезной работы для народов Союза. С коммунистическим приветом М. Калинин. 21 ноября, 1935 года, Москва».
Горячо поздравляю вас, — продолжил Г. И. Петровский, — с высокой наградой, надеюсь, что она вызовет у вас прилив новых сил для вашей многополезной работы, для дела строительства социализма!
Петровский кончил речь.
Зажглись «юпитеры», ослепительно засверкали. Как огромная цикада, затрещал киноаппарат.
Григорий Иванович склоняется у постели Николая. В руках у него блеснул золотом орден Ленина. Он бережно прикрепляет его к гимнастерке Островского, по-отцовски дважды целует его.
Николай улыбается: видно, как по его щеке медленно скатывается капелька пота.
От горящих «юпитеров», ламп и большого количества народа в комнате становится нестерпимо жарко.
Я вытираю платком потный лоб Николая.
— Подожди, Рая, после, — шепчет он. И, сжав в руке дорогие документы, начинает говорить. Он говорит громко, звонким от волнения голосом… — …Я шел вперед потому, что меня окружала нежная ласка партии. И я теперь радостно встречаю жизнь, которая подарила мне возвращение в строй.
Только ленинская Коммунистическая партия могла нас воспитать в духе беззаветной преданности революции. Я хочу, чтобы каждый молодой рабочий стремился быть героическим бойцом, ибо нет счастья выше, как быть верным сыном рабочего класса, партии. И я могу сказать, что иначе быть не могло. В нашей стране только и могут быть такие молодые люди, ибо за нами стоит наша восемнадцатилетняя красавица, молодая, полная мощи, полная здоровья страна. Мы ее защищали от врагов, растили, вырастили, и мы теперь вступаем в счастливую жизнь, а впереди нас ждет еще более яркое будущее. Это будущее столь пленительно, что никто не может нас остановить в борьбе за него. И вот, как писала «Правда», слепой борец сопутствует великому походу народов…
Погасли «юпитеры». Стало немного прохладнее. Гости собрались уходить — им нужно на пленум. И тут телеграмма:
«Поздравляем с высокой наградой и горячо приветствуем. Мария и Виктор Ульяновы, Крупская».
Все ушли. Мы остались с Николаем одни.
— Раюша, освежи мне одеколоном или водой грудь и лицо: духота невероятная… Если бы не сознание того, что фильм о моем награждении нужен, что этого требует молодежь, которая хочет, но не может меня видеть, — никогда бы не согласился, чтобы меня снимали…
— Знаешь, Коля, — сказала я, начав обтирать его лицо, — мне хочется отдохнуть месяца два в Сочи, побыть с тобой. Так замоталась последнее время с работой, а здесь я буду тебе все же полезна.
— Если устала, я помогу тебе устроить отдых, Раюша, но… сам я собираюсь ехать в Москву. Мне нужен архив. Нужные материалы я здесь получить не могу. Давай лучше поедем вместе, и там я создам тебе все условия для отдыха. Будешь ходить в театры, музеи, читать.
— А может быть, тебе, Коля, не ехать? Архив выпишем. Перезимуем в Сочи… — проговорила я.
— Нет, нет, что ты! Ехать обязательно нужно.
Тогда я решилась:
— Ты знаешь, доктор Павловский категорически настаивает на том, чтобы поездку отложить. Говорит, что дорога тебя… утомит и нет нужды перегружать себя.
— Это моя забота, — ответил он твердо. — Я сам распоряжаюсь собой. Вот посоветуюсь завтра с молодежью. Ехать нужно, и, вероятнее всего, я поеду. Включи приемник, Раюша! В Ривьере, наверно, уже началось…
В этот вечер в театре «Ривьера» состоялся торжественный объединенный пленум Сочинского горкома партии, горсовета и горкома комсомола, посвященный вручению писателю Н. Островскому ордена Ленина.
Под бурные, долго не смолкающие овации в почетный президиум избираются руководители партии и правительства, избираются также Георгий Димитров, Эрнст Тельман…
В деловой президиум избираются Григорий Иванович Петровский, мать, брат и сестра писателя.
…Я включила радио, погасила в комнате свет, устроилась поудобнее у кровати Николая, поправила ему подушки и приготовилась слушать.
Выступали комсомольцы и пионеры. Их краткие речи дышали молодостью и юношеским задором. Николай внимательно слушал.
Вдруг объявили:
— Слово имеет мать писателя-орденоносца Ольга Осиповна Островская.
Николай вздрогнул.
— Ну, мамуся, не подкачай, — с улыбкой проговорил и замер.
Когда утихли аплодисменты, она сказала:
— Милые друзья! Много я вам не буду говорить. Каждый отец и каждая мать поймут мое состояние. Я счастлива, что он еще живет и радует и людей и меня…
— Молодец, старушка, нашла нужное слово, — сказал Николай и облегченно вздохнул.
Выступил брат Николая — Дмитрий Алексеевич.
В заключение с большой речью, неоднократно прерываемой аплодисментами, выступил Григорий Иванович Петровский.
В комнате тесно: пришли гости с подарками. Николай ощупывает руками маленькую, изумительно выполненную в деталях модель вагонетки — она наполнена отборным, высокосортным антрацитом. Черный и блестящий, он отливает на изломах, как полированный. Потом Николай проводит рукой по мраморной доске. На ней укреплена маленькая модель пушки.
Кто-то включает вентилятор, объясняет:
— Это не простой вентилятор, не стандартный, не серийный, а вентилятор-уникум, он сделан без учета себестоимости и затраченного на него общественно полезного труда. А сделан он с одной только мыслью, чтобы любимый писатель, включая его, сказал: «Какую замечательную, удобную, приятную вещь сделали для меня комсомольцы Харьковского электромеханического завода!»
Постель Николая завалена книгами. Это произведения молодых украинских писателей и поэтов.
Читаю надписи авторов на книгах: «Самому мужественному среди нас, самому достойному», «Славе и гордости украинского комсомола».