В своих воспоминаниях Игнатьев обвинял Бутакова в том, что тот «лишил посольство того содействия, на которое рассчитывали в Петербурге при моем отправлении и на котором я основывал все свои соображения»[75]. Однако он признавал заслугу адмирала в том, что тот капитально исследовал устье Амударьи до Кунграда и составил карту дельты реки.
Прибытие пароходов в Кунград было враждебно встречено хивинцами. Простояв в Кунграде несколько дней, пароходы, выгрузив подарки, отправились обратно, ибо началось обмеление реки и Бутаков боялся, что не сможет выйти в Аральское море. Это несколько успокоило хивинцев.
Плавание на лодках оказалось тяжелым. Как вспоминал Н. Г. Залесов, плыли «день и ночь в усиленной испарине, под страшным палящим солнцем, в открытой лодке и притом подвигаясь, как рак», со скоростью 2–3 версты в час, одолевали комары[76]. Другой участник экспедиции, Е. Я. Килевейн, писал, что из-за опасения встречи с туркменами и для сокращения пути плыли по каналам и протокам, и лодки медленно продвигались через камыши. Осматривая берега, участники экспедиции видели, что все селения и города по берегам реки были разорены туркменами, молодые хивинцы угнаны в плен, а в аулах оставались только старики и дети[77].
Несмотря на тяжесть пути, члены посольства тайно от хивинцев производили обмеры реки и топографические съемки берегов. А. Ф. Можайский определил координаты Хивы.
18 июля миссия прибыла в Хиву, где была встречена весьма прохладно. Ее поместили в загородном доме. В течение 10 дней Игнатьев ждал, когда приедет казачий конвой, идущий берегом, и привезут подарки, за которыми хан послал обоз в Кунград. Он хотел предстать пред ханом во всеоружии. 28 июля состоялась первая аудиенция, на которой хану были вручены верительные грамоты и представлены члены посольства. Н. Г. Залесов характеризовал хивинского хана Сеид-Магомета как человека жестокого и подозрительного, держащего придворных в страхе[78]. Подозрительность его усугублялась тем, что два года назад его предшественник был убит во время аудиенции туркменским послом. Игнатьев, находясь под тяжелым впечатлением после приема, вечером того же дня писал отцу: «Унизительно и глупо заставлять русского представителя говорить с такими негодяями, как хивинцы, и считаться с ними на равной ноге. В такие страны посылать посольства не следует, а снаряжать нечто более внушительное»[79]. Члены посольства, опасаясь за свою жизнь, уговаривали его вернуться в Оренбург, тем более что топографическая съемка низовьев Амударьи и изыскательские работы были проведены. Но Игнатьев, хотя и признавал, что поездка в Хиву была слишком рискованной, не хотел пока оставить дело без завершения. Наконец, миссии отвели резиденцию в городе, но члены миссии жили в полной изоляции. Началось томительное ожидание. Несмотря на то что Игнатьев неоднократно заявлял о мирных целях миссии, хивинцы ему не доверяли. В Хиве распускались нелепые слухи о том, что на русских пароходах много оружия, что Катенин выступил в поход на Хиву. Встречаться с Игнатьевым хан отказывался, а его ближайшие министры не смели даже разговаривать с русскими. Членам миссии не разрешалось выходить в город, почта из России не доставлялась. В письме к Е. П. Ковалевскому от 20 августа 1858 г. Игнатьев писал, что «в народе ходили самые нелепые слухи о действиях русских, и всякий проходящий хивинец считал обязанностью ругать нас и рассыпать угрозы, напоминая о судьбе Бековича»[80]. Тяжелое положение посольства поколебало намерение Игнатьева продолжать экспедицию. Он был уверен, что и в Бухаре встретит подобный прием. В направленной им в МИД записке он выражал сомнения в успешности поездки в Бухару и предлагал весной следующего года послать в Бухару четыре судна, а пока вернуться в Оренбург. Разрешение МИД на возвращение миссии было дано, но дошло до Игнатьева с большим опозданием, когда он был уже в Бухаре.
Однако положение постепенно менялось. Хану понравились подарки. Вскоре он убедился и в нелепости распускаемых слухов. Членам миссии было дано разрешение выходить в город. Доставили почту. Было очевидно, что хан все-таки не хотел ссориться с могущественным соседом.
2 августа состоялась вторая аудиенция хана, на которой Игнатьев передал ему «Обязательный акт» с условиями русско-хивинского соглашения, предложенными Россией. Проект акта был написан Игнатьевым и утвержден МИД. В шести статьях акта Хиве предлагалось дать обязательство не предпринимать враждебных действий против России, не настраивать против нее туркменские, казахские и каракалпакские племена, обеспечить безопасность русских торговых караванов и имущества российских подданных в Хиве. В ответ Россия отказывалась требовать возмещения убытков, понесенных при грабежах русских караванов в прошлом. Хивинским купцам были обещаны преимущества, данные ранее купцам других азиатских стран. Разрешалось постоянное пребывание в Оренбурге хивинского торгового агента. В свою очередь, предлагалось пребывание в Хиве русского торгового агента и устройство караван-сарая. Товары из России должны были облагаться 2,5 %-ной пошлиной с продажной цены, взимаемой один раз при ввозе их в Хиву.