Он стонет и дергается рядом со мной, и я чувствую, как его сперма обжигает меня глубоко внутри. Звезды вспыхивают перед глазами, меня сотрясает волна за волной сокрушительного освобождения, которое усиливается, когда я делаю глубокий вдох из-за ослабленного ремня. Ремень падает на матрас подо мной, а его руки сжимаются вокруг моих бедер. Мои локти подкашиваются, когда он развязывает галстуки на моих запястьях, и я падаю. Меня даже не волнует, что я чувствую, как пряжка впивается в меня. Боли не ощущаю, только эйфорическое тепло его тела, накрывающее меня.
Все еще находясь глубоко внутри меня, он прижимает меня спиной к себе, и мы лежим, тяжело дыша на смятой постели.
Его усы касаются моего уха, когда он слегка покусывает шею. Одна из больших рук опускается на мою грудь, и со вздохом он шепчет: — Моя.
Я уже много лет испытываю проблемы со сном, с тех пор, как убили мою жену. Но больше нет. Просыпаясь в объятиях с Натальей, чувствую себя так, будто мне снова двадцать. Отдохнувшим. Полным сил. И твердым как камень.
Мои внутренние споры о том, стоит ли ее будить, заканчиваются, когда на тумбочке звонит телефон.
— Да, Иванов?
Он скоро поймет, что его дочь уже несколько недель у меня.
— Босс, вы свободны сегодня утром? — в голосе слышится спокойствие, но каждый слог отдает паникой.
— Да. Можешь приехать на завтрак в восемь.
Наталья ворочается во сне, и ее дыхание меняется. Не лучший способ разбудить ее — звонок от отца.
— Хорошо. Спасибо, босс.
Телефон с грохотом падает на гладкую поверхность.
Черт.
Она поворачивается ко мне, потираясь сосками о мои ребра.
— Это был тот, о ком я думаю? — она хлопает своими зелеными глазами и улыбается. Ее ногти медленно прочерчивают дразнящие линии по моей груди, и член подергивается, когда она лениво обводит пальцем по одной из моих татуировок.
Это успокаивает гнев, который угрожает разгореться во мне.
— Он будет здесь через час. Я попрошу повара принести тебе завтрак. Чем дольше мы сможем поддерживать этот фарс, что ты пропала, тем больше на него будут оказывать давление.
Отодвигая одну из ее длинных медных прядей с лица, я прижимаю ее к себе, чтобы осмотреть тусклый след, который портит ее идеальную шею.
— Черт. Прости, малышка. Похоже, папочка вчера немного переборщил.
Мой большой палец не сглаживает этот след, но она подставляет щеку, когда я ласкаю ее.
— Я ни о чем не жалею. В какой-то мере, мне хочется, чтобы меня похищали каждый день, — ее губы изгибаются в озорную улыбку.
Она дьяволица, и я люблю ее за это.
Притягивая ее к себе, погружаюсь в долгий поцелуй, прежде чем с тяжелым вздохом вылезти из постели.
— Мне нужно быть готовым. Оставайся здесь, в своей клетке, маленькая птичка. Обещаю, однажды ты снова сможешь свободно летать.
— Я согрею для тебя постель, — переворачиваясь, она поднимает свою голую задницу и игриво покачивает ею, бросая на меня взгляд через плечо.
— Ты сведешь меня в могилу, — прижимаю ладонь к одной из ее идеальных ягодиц и ухожу, довольный тем, что отпечаток моей руки будет доказательством права собственности на эту прекрасную задницу.
Звонкий смех доносится за мной в ванную, пока я стараюсь успокоить свой член.
Его густые седые брови нахмурены, когда он наливает виски в свой кофе и делает глоток, при этом скорчив гримасу.
— Ты уверен, что не хочешь перекусить? Или сразу решил начать с чего-то крепкого с утра пораньше?
Только с тех пор, как здесь появилась Наталья, я стал есть дома. Она умеет разбудить во мне аппетит.
— Нет, спасибо. Дело касается моей дочери, — руки Иванова дрожат, когда он крутит чашку на дубовом столе. Не думаю, что когда-либо видел его таким бледным.
— А, мне было любопытно, нашел ли ты ее. Уехала тусоваться в Майами?
Последний кусок колбасы с яйцами, и я сыт. Откинувшись на спинку стула, внимательно наблюдаю за его реакцией, не переводя своего пристального внимания.
— Нет. Хотелось бы, — он проводит большим пальцем по краю чашки, прежде чем сделать еще один большой глоток. Я замечаю, как его глаза нервно скользят за мое плечо, туда где стоят мои телохранители.
Я хотел быть готовым. Это хорошая привычка — включать их во все свои дела. Это делает их присутствие менее заметным, в те моменты, когда они мне действительно нужны.