Резкий запах водки ударяет мне в нос, и желудок тут же начинает протестовать.
— Я не могу это пить, меня снова вырвет, — пытаюсь вернуть ему бокал, но он прищуривает глаза.
— Нет, выпей. У тебя ломка от наркотиков. Это поможет. Ты сможешь разобраться с алкоголем, когда закончится ломка, — мягкая ткань его халата касается моей ноги, и по спине пробегают мурашки.
— Откуда ты знаешь, что это сработает? — я действительно не хочу, чтобы меня снова рвало, но медленно сажусь и свешиваю ноги с края кровати.
На самом деле мне это было не нужно, но какая-то часть меня тянется к его теплу.
— Я всю свою жизнь имел дело с наркотиками.
Кровать прогибается под его весом, когда он наклоняется ко мне, лицо оказывается всего в нескольких сантиметрах от моего.
Мелкие морщинки у уголков его карих глаз становятся глубже, когда он внимательно меня изучает.
— Не заставляй меня шлепать тебя за непослушание и недоверие.
Я не понимаю, серьезен он или шутит. Так или иначе, это вызывает во мне странное волнение.
С широко раскрытыми глазами, я выпиваю обжигающий алкоголь. Не могу припомнить, чтобы когда-нибудь пила водку, несмотря на русские корни отца.
Теперь я понимаю почему. Это обжигает, как кислота, опускаясь по горлу.
Он отходит и смеется глубоким бархатным смехом.
— Ты хорошо принимаешь напиток Родины, маленькая птичка. Есть надежда на тебя, — он забирает бокал и ставит его на тумбочку рядом с кроватью.
Щеки заливает жаром. Никто никогда так со мной не разговаривал.
Мой желудок сжимается в узел, застонав, я сворачиваюсь калачиком на кровати. Озноб сотрясает, заставляя мои колени поджиматься к груди.
Погружаясь в боль, я почти забываю, где нахожусь.
Она свернулась калачиком на моей кровати, тихо постанывая от боли, а я не могу отвести взгляд от мягких изгибов ее задницы и манящего контура киски находящейся всего в нескольких сантиметрах от моего пульсирующего члена.
Каждый ее слабый стон заставляет яйца дергаться.
Чувство ее подо мной оставило глубокий след на моей коже. Ее бедра, прижимающиеся ко мне, нежный пульс под пальцами — жестокое напоминание о том, как давно в моей постели не было женщины.
Я разрываюсь между тем, чтобы удовлетворить себя самому или отодвинуть в сторону ее розовые трусики и утонуть в ней.
Иванов, что за чертову проблему ты привел в мой дом?
Блять.
Я подхожу к своему комоду и достаю пару боксеров. Я редко их ношу, но сегодня вечером притворюсь, что у меня есть хоть капля приличия.
Свернувшаяся в клубок на моей кровати, она выглядит такой уязвимой. Огненная волна волос спадает потными прядями на плечи, красиво контрастируя с бледной кожей рук.
Она делает сопротивление почти невозможным, даже когда очередной болезненный стон срывается с ее припухших губ и дрожь пробегает по миниатюрному телу.
— Иди сюда, маленькая птичка, позволь согреть тебя.
Холод тела обжигает мою грудь, когда притягиваю ее к себе. Она тает в моих объятиях, утыкается носом в выемку у меня на шее, ее пальцы прижимаются к моему уху, когда она обхватывает ими мою шею.
Укладывая ее рядом с собой, она еще сильнее прижимается, и я накрываю нас обоих одеялом.
Мне приходится поправить свой член, засунув в боксеры. Он сам по себе тянется к ее теплу.
Оставить свет на прикроватном столике включенным — логичный выбор. Если его выключить, настанет темнота, и я переверну ее на спину и позволю согреть мой ноющий член между ее гибких бедер.
Дочь Иванова.
Но когда я обнимаю ее, и она вытягивается, переплетая свои ноги с моими, его лицо — последнее, что всплывает в моих мыслях.
Каждый раз, когда она стонет, я не могу удержаться и провожу рукой вверх и вниз по ее спине. Я все больше сопротивляюсь желанию прижать ее к себе.
Нежное дыхание на моей груди, запах лавандового шампуня и ее стоны всю ночь держат меня на краю пропасти. Мои блуждающие пальцы и дергающиеся бедра толкают меня все ближе к тому, чтобы спрыгнуть с нее.
Заставив себя расслабиться, я наконец задремал на несколько часов.
Меня будит ее движение, и я оказываюсь на ней с членом, крепко зажатым между мной и круглыми ягодицами ее попки. Ее голова покоится на моей руке, а другой ласкаю ее гладкий живот.
Я провожу мизинцем по шву изящных трусиков, и быстрый вдох, который она делает, вызывает новый прилив бушующей огненной крови к моему члену.
— Мистер Петров? — голос звучит робко, но она не делает попытки отодвинуться от меня.
— Ты можешь называть меня Николаем, птичка. Как тебе оказаться в логове лиса? — я не могу сдержать движение бедрами, погружая себя глубже в ее мягкие формы.