К тому времени, когда Пирогов стал вхож в дом Мойера, его семейство состояло из самого Мойера, его тещи Екатерины Афанасьевны Протасовой и дочери Кати, которая была еще маленькой девочкой.
После физических перенапряжений, в которых проходила жизнь Пирогова в Дерпте, регулярно работавшего по много часов в день в анатомическом театре и в лабораториях, в семье Мойера он находил душевное отдохновение. Он писал в своих воспоминаниях: «…для меня самое отрадное было посещение дома Мойера». Екатерина Афанасьевна – добрая русская женщина – душевно отнеслась к Пирогову. Узнав о его прежней нелегкой жизни в Москве и материальных затруднениях в Дерпте, она на несколько месяцев, когда истек срок найма его квартиры, в которой он до этого квартировал, предложила ему бесплатно жить в их доме [44].
Дом Мойера был центром русской культуры в Дерпте. Частыми гостями здесь были друзья Пушкина: А. Н. Вульф, В. А. Жуковский, А. П. Керн, Н. М. Языков. Из студентов университета и товарищей Пирогова по профессорскому институту здесь бывали люди с недюжинными способностями и интересами. Среди них – поэт В. А. Соллогуб, граф, писатель, печатавшийся в журналах «Современник», «Отечественные записки», будущий выдающийся ученый в области права П. Г. Редькин. К Мойеру захаживал и однокашник Пирогова – В. И. Даль, в то время живо интересовавшийся хирургией, но ставший впоследствии известным этнографом и составителем знаменитого толкового словаря живого великорусского языка. Частым гостем дома Мойера был и А. Ф. Воейков, женатый на старшей дочери Екатерины Афанасьевны Протасовой. О Воейкове следует сказать, что он был заметным литератором XIX века, известным своими патриотическими стихами «К Отечеству» и «Князю Голенищеву – Кутузову Смоленскому», а также поэтическим посланием выдающемуся генералу – артиллеристу А. Д. Засядко, создателю первых русских боевых ракет и руководителю Константиновского артиллерийского училища (Орудий, бранных средств, махин изобретатель/ Вождь храбрый, будущих вождей образователь/…)
Жуковский в 1814 г. выхлопотал Воейкову место ординарного профессора русской словесности в Дерптском университете.
Вот как пишет Пирогов об одной из этих встреч с Жуковским в доме Мойера: «Я живо помню, как однажды Жуковский привез манускрипт Пушкина “Борис Годунов” и читал его Екатерине Афанасьевне; помню также хорошо, что у меня пробежала дрожь по спине при словах Годунова: “И мальчики кровавые в глазах”» [45].
Если снова вернуться к наставнику Пирогова Мойеру, то можно сказать, что жизнь этого замечательного человека была счастливо связана с тремя гениями – величайшим композитором Бетховеном, поэтом Жуковским и великим хирургом Пироговым, в судьбе которого Мойер сыграл огромную роль.
С первых дней учебы в университете Пирогов кроме клиники очень много времени уделял практическому изучению анатомии – своего любимого предмета, а также экспериментам на животных. Ни в секционном материале, ни в экспериментальных животных Пирогов не испытывал недостатка, что выгодно отличало университет в Дерпте от других российских университетов, где имело место религиозное преследование ученых, изучавших анатомию человека на трупах. В особенности это касалось Казанского университета, попечителем которого в 20-х годах XIX века был махровый реакционер М. Л. Магницкий. Этот мракобес не только громил научные школы университета, но и добился признания занятий анатомией на трупах «богопротивным» делом. Там по его инициативе экспонаты анатомического музея университета в специально изготовленных гробах, после панихиды и под колокольный звон, были отвезены на кладбище для захоронения [46]. Удивительно, что это мракобесие, которым отличался не только Магницкий, но и попечители других российских университетов, поддерживал и Александр I, несмотря на то что он лично даровал многие права и свободы Дерптскому университету и тесно дружил с его ректором Парротом. Дерптский университет смог получить привилегии, а другие российские университеты – нет. Поистине политика двойных стандартов.
В Дерпте Пирогов много читал, реферировал научную литературу и трудился в анатомическом театре, забывая про отдых и развлечения.
По заданию медицинского факультета он стал работать над конкурсной работой, посвященной перевязке сосудов, провел огромное количество экспериментов на животных. Результатом этих трудов в 1829 г. явилась первая научная работа Пирогова: «Что нужно иметь в виду при перевязке больших артерий во время операции?» Она была написана, традиционно для того времени, на латинском языке.
За этот труд Пирогов был удостоен медицинским факультетом университета золотой медали и был освобожден от обязательного посещения некоторых лекций. Это была особая награда факультета и большой успех молодого ученого. Николай Иванович настолько увлекся анатомическими и экспериментальными исследованиями, что перестал посещать другие занятия, вызывая нарекания со стороны ряда профессоров. Он получил возможность свободно распоряжаться своим временем, и может быть, это была его первая победа в отстаивании своих прав, что в дальнейшем ему пришлось делать неоднократно.