Сайрус смотрит поверх своих темных очков, его красные глаза блестят от жажды крови.
– Продолжай.
Я делаю глубокий вдох, не желая произносить слова вслух. Я знаю, как это прозвучит. Дерьмо, даже в моей голове звучит это весьма сомнительно.
– Ей приснилось, что я лежал на земле в луже крови и умирал. А она… она стояла надо мной, словно убийца.
– Дерьмо, – пробормотал Сайрус.
– Ага. – Я залпом выпиваю свой бурбон и знаком подаю, чтобы повторили. – Если на чистоту, что ты об этому думаешь? Что мне делать?
Я вижу, как брови Сайруса ползут вверх над очками.
– Ты ведь заботишься о ней?
Я опускаю глаза на деревянную столешницу.
– Больше, чем о своей тупой заднице.
– Хммм, – фыркает он. Сайрус наклоняет стопку с остатками крови, настоянной на виски. – Я вернусь на Скиатос. Пороюсь кое-где. А ты в это время делай то, что она сказала.
Я поднимаю глаза и встречаюсь с его хитрой ухмылкой. Хоть и не специально, но сейчас Сайрус с его клыками выглядит еще устрашающе.
– Что?
– Ты делаешь то, что она тебе скажет. Ты поможешь ей. Спасешь ее. – Он шире улыбается для пущего эффекта, и я вижу проблеск того шаловливого человека из моего детства. – Ты любишь ее.
– Я не знаю, – говорю я, качая головой, хотя с трудом могу скрыть ухмылку на лице. – Я не знаю возможно ли это.
– Но чтобы ты не делал, – строго, почти шепотом добавляет он. – Ты не рассказываешь о ней не единой душе. Я серьезно, Нико. Ты ведь понимаешь, что твои враги могут сделать с подобной информацией? Это все равно, что дать им в руки заряженной ружье.
– Знаю. Знаю это, Си. Но как я могу защитить ее? И что заставляет тебя думать о том, что у нее есть какие-либо чувства ко мне?
– Она ведь спит с тобой каждую ночь?
– Да.
– И ведь кроме нее, никто так долго не задерживался в твоей комнате?
– Верно.
– Значит я не думаю, – замечает он, уверенность слышится в его глубоком, хриплом голосе. – Я знаю.
Позже вечером, дом весь в разгаре, развращенный и злой, жаждущий ощутить иной вкус запрета.
Ночь необычно теплая для осени, а электрический заряд в воздухе посылает чувство покалывания по всей коже. Это необычный вечер.
Хэллоуин, а значит – гораздо больше, чем упыри, гоблины и конфеты для детишек. Темные выбрались поиграть.
Я иду в свою комнату, уворачиваясь от фальшивой паутины, приведений из простыней и другой безвкусицы.
Девочки весело разоделись, и теперь будут зарабатывать себе на пропитание. Любой на Хэллоуин немного более восприимчив и открыт.
Амели не было в комнате и что-то внутри меня сжалось. Я хочу сказать ей, о своих чувствах.
Сказать, что буду заботиться о ней и сделаю все, чтобы защитить. Сказать, что ее работа в качестве домашней сексуальной прислуги, была лишь предлогом, чтобы удержать ее около меня.
Затем, я надеюсь, черт подери, она хоть что-то чувствует ко мне. Что-то достаточно сильное, чтобы красивая девушка осталась с чудовищем.
Я наливаю бокал бурбона, но он не успевает коснуться моих губ. Бокал разбивается об стену на миллион крошечных осколков, красновато-коричневая жидкость растекается по полу.
Я смотрю в яркие, голубые глаза, плотно сжимаю губы и скрежещу зубами в ярости. Холод охватывает мое тело, зажигая раскаленное пламя в руках. Наполненные яростью, мои глаза светятся.
– У тебя тридцать секунд на то, чтобы объяснить почему ты в моей комнате, прежде чем я оторву твою голову и пну ногой это дерьмо обратно на Скиатос. – Моя рука плотно сжимается вокруг шеи, поднимая незваную гостью на пять сантиметров от пола.
– И я тебя рада видеть, Нико, – улыбаясь через боль произносит Аврора. – Вижу ты скучал по мне. Вполне радушный прием ты мне устроил.
Я сжимаю крепче.
– Двадцать секунд, сука.
Гнев вспыхивает в ее глазах, но это дерьмовая ухмылка остается.
– У меня новости. Новости о твоем брате, которые тебе стоит узнать.
Новости? Новости о Дориане?
Я резко отпускаю ее и возвращаюсь к бару, пока Аврора поправляет волосы и одежду.
– Хорошо. Говори.
– У меня кстати все отлично, спасибо, что спросил. И нет, не нужно благодарить за то, что пришла сюда, чтобы поделится секретной информацией с тобой, за которую я могу потерять голову, – говорит она раздражающе звенящим голосом.
– Хорошо, теперь, когда с любезностями покончено, говори. Или уходи. – Я опустошаю бокал одним глотком и наливаю еще.
Мне нужен целый галлон, чтобы вынести притворство и манипуляции бывшей моего брата.
– Какой позор, Нико. В тебе было столько потенциала. – Она смотрит на свои, покрытые красным лаком, ногти, игнорируя мои приказы. – А теперь посмотри на себя. Ты ничто, всего лишь сутенер в дорогом костюме.
– У тебя действительно есть информация, Аврора? Или наконец-то поняла, что можешь зарабатывать на том, что ты грязная шлюха? – Я окидываю ее взглядом и морщусь в отвращении. Даже дизайнерская одежда и все украшения мира не могли скрыть, какой она была шалавой. – Я даже не знаю. В твоем влагалище столько побывало, что оно стало шире чем Малхолландский туннель. Полагаю, могу держать тебя в качестве девочки для битья или домашнего питомца.
Нацепив приторную улыбочку и не беспокоясь о моих оскорблениях, она медленно подходит ко мне. Аврора всегда слышит то, что хочет, и в ее разуме, я возможно исповедую свою вечную преданность. Сумасшедшая сука.
– О, малыш Скотос. Ты всегда умело подбираешь слова.
Видите? Сумасшедшая.
– Ну, читай между строк. Пошла. На. Хуй. Отсюда. – Я поворачиваюсь к ней спиной, лишая ее удовольствия.
– Дориан исчез.
Сузив глаза, я поворачиваюсь.
– Что?
– Он пропал – он и его напарник. Они оба ушли в самоволку из Теней. Никто не знает где они находятся и стоит ожидать самого худшего.
– Он не мертв, Аврора.
Нет. Не может быть.
Она качает головой.
– Я не верю. Но определенно что-то не так. А что, если он серьезно ранен и находится в плену? А что если его пытают?
Хотя ее слова переполняет беспокойство, но лицо и глаза говорят совершенно иное. Аврора, такая же искренняя, как и ее слова.
Она фальшивка… лгунья. Она в самом деле не заботится о Дориане – никогда не заботилась. А заботилась о том, что его титул мог сделать для нее. Все что видела Аврора, только корону.
– Я беспокоюсь, – продолжает она с притворным сочувствием. – Думаю, твой отец мог бы узнать, если бы его схватили. Они должны вернуть его ради дипломатического союза.
– Может быть, – пожимаю я плечами. – Почему бы тебе не спросить у него? Вижу, что ты знаешь его лучше и все такое. Или же он трахнул и забыл тебя, как и все остальное в твоей убогой жизни?
Ярость окрашивает ее щеки, но выражение Авроры остается совершенно бесстрастным. Она не просто жадная до денег шлюха, она отцовская блядь, жаждущая денег шлюха.
И это отвратительно, потому что мой отец, правящий король Темных, и Дориан стал свидетелем неосмотрительного поступка.
– А? Кошка украла твой язык? – издеваюсь я. – Или же от постоянных фонтанов спермы всяких Томов, Диков и Гарри он, наконец, отвалился?
И я вижу это. Ее защита трещит по шву. Та маленькая вспышка эмоций, которая делает Аврору человечной.
Ее руки дрожат, когда она подходит ко мне.
– Ты ведь знаешь, что я ничего не могу поделать! Ты же знаешь я…
– О мой Бог! – фыркает Амели, одетая в едва прикрывающий французский наряд горничной, когда распахивает дверь. – Я уже устала от этих…
– Кто, мать твою, она такая? – глумится Аврора, капая ядом с белых зубов. – Значит так себя здесь ведут шлюхи?
Амели вопросительно смотрит на меня янтарными глазами, разинув рот. Блять. Я так увлекся пренебрежительным отношением к Авроре, что даже не смог ощутить приближение Амели?
– Аврора, это Амели и она не шлюха, – объясняю я ровным голосом. – Амели, Аврора уже уходит.
– Уже ухожу? – спрашивает Аврора, стрельнув в меня взглядом, а затем на Амели. – Нет. Мы еще не закончили дискуссию, поэтому, если ты нас простишь…