Но я позволяю ей вобрать весь этот… ужас, находящийся во мне. Темный, который должен убить ее… не смотря на то, что хочет обладать ею.
– Пожалуйста… я клянусь, – дрожащими губами хрипит она. – Никто. Никто не посылал меня.
Сквозь сжатые зубы я шикаю.
– Вот видишь, я тебе не верю. Сейчас ты можешь мне либо сказать правду, либо я буду вынужден прибегнуть к более… плотским… формам убеждения. – Я так близко опускаю лицо к ней, что наши дыхания смешиваются. – И я действительно не хочу этого делать. Будет жаль, что зазря пропадет такая симпатяшка.
Слезы накатываются на уголки ее глаз и бегут вниз по лицу. Я даже не пытаюсь сдерживаться, я просто не могу. Я наклоняюсь и слизываю соленую влагу, пробуя на вкус смесь сладкой кожи и слез.
Пока ее тело пробирает дрожь, я смотрю на Амели сверху вниз через эйфорическую дымку и улыбаюсь.
– Ты хочешь, чтобы я подверг тебя мукам, а? Хочешь, чтобы я сорвал эту сладкую вишенку и оттрахал тебя до боли. Хочешь? Потому что ты маленькая шлюшка. Вы все лжете, коварные шлюхи. Возможно я был слишком мягок. Может быть ты разговоришься, почувствовав боль.
Ее испуганные глаза расширяются, когда моя рука обхватывает ее тонкую шею, оказывая достаточное давление, чтобы дать ей понять, что я серьезен. Она не выиграет. Не спасется. Я могу убить ее, независимо от того насколько сильно хочу.
Я закрываю глаза и вдыхаю. Блять… я чувствую ее тело, облаченное лишь в тонкий атлас, ее запах настолько мощный, что я практически могу распробовать вкус ее слез…
Как я могу устоять против нее? Как я могу не желать сорвать с нее эту легкую ночную рубашку и вколачиваться в нее на протяжении нескольких часов?
Я встряхиваю головой, выкидывая ненужные мысли и ужесточаю хватку.
– Говори, – рычу я. Я злюсь на нее за то, что она так чертовски соблазнительна и на себя за то, что так слаб.
Я не могу позволить отцу оказаться правым на мой счет. Я Скотос, черт возьми. Милосердия даже нет в моем лексиконе.
– Никто! Клянусь жизнью! – осипши кричит она, так как давление на голосовые связки сдерживало ее крики.
– Тогда как? Откуда ты меня знаешь? Откуда, мать твою, ты знаешь кто я? – Ее слезы свободно скатываются, увлажняя мою руку и ее волосы. Я сильнее сжимаю. – Блять, говори же или упаси меня…
– Ты снился мне! – судорожно вскрикивает она. Даже через всхлипы рыдания я отчетливо слышу ее. "Снился мне". Это уловка – я точно знаю. Но все равно, я отпускаю ее шею и перекатываюсь, пыхтя от разочарования и… стыда? Нет. Конечно же нет.
– Я снился тебе? – спрашиваю я, тяжело дыша, но не запинаясь.
– Да, – шепчет она, отказываясь смотреть на меня. Она поднимает руку к шее и морщится.
– Когда?
Посмотри на меня. Прошу. Мне нужно увидеть истину.
Наконец, Амели поднимает ее теплый янтарный взгляд, страх и ненависть по-прежнему омрачают необыкновенные глаза. Она ненавидит меня, она должна.
Но я не могу ничего поделать с чувством… даже не знаю… противоречия. Она сглатывает и свежие слезы наполняют ее глаза. Прямо сейчас, а также ненавижу себя.
– С раннего детства. С того момента как я была маленькой, ты снился мне каждую ночь.
– Бред собачий. – Это все что я могу сказать в недоумении. Но я вижу, что эти загадочные глаза не лгут.
С отвращением она качает головой и отворачивается, сосредоточив внимание на каком-то пятне на стене.
– Хотела бы я, чтобы это было так. Каждый день моей жизни, я мечтала, закрыть глаза и не видеть твоего лица. Не слышать твой голос. Чтобы ты не преследовал меня на протяжении гребаных десяти лет! – Внезапно она поворачивает голову, и я вздрагиваю от нескрываемой ненависти и отвращения на ее лице. – Ты знаешь каково это? Видеть зло каждый день? Видеть один и тот же кошмар снова и снова? Насильно узнать кого-то, кто заставляет тебя желать, чтобы ты никогда не рождался? Потому что я желаю. Я знаю тебя, потому что у меня нет выбора. Потому что я проклята, чтобы жить. И знаешь, что? Хотела бы я умереть. Что бы ты тогда почувствовал, Ваше Величество? Как бы ты себя чувствовал, зная, что я предпочту смерть, лишь бы не видеть твоего лица хотя бы на один день?
Ее слова жалят, как пощечина по лицу, но я требую большего.
– Почему ты их видишь?
Она отворачивается, сморщившись, словно что-то отвратительное попробовала.
– Когда я была маленькой, я заболела. Врачи не могли найти источник инфекции. Родитель сказали, что мне осталось жить несколько дней, возможно недель. – Я придвигаюсь еще ближе, цепляясь за каждое слово и вдох. Она выдыхает и продолжает, хотя я уже вижу болезненное воспоминание, которое с трудом воскрешается в ее памяти. – Семья моей матери имела определенные убеждения, которые заставили их поверить в то, что я проклята. Видишь ли, моя мама отказалась от их образа жизни. Она не хотела подобного для меня. Ее звали Женевьева. Женевьева Лаво.
Лаво.
– Твоя мать – ведьма, – с шипением говорю я, в моих глазах вспыхивает синий огонь. Есть еще кое-что, что Темные презирают – это неестественная магия. Магия, которая призывает мертвых и поклоняется ложным божествам, тем самым нарушая баланс в природе.
Амели и ее мать являются прямыми потомками Мари Лаво, так же известной как Королева Вуду Нового Орлеана. Мы уничтожили в городе большую часть отбросов Вуду еще более века назад, но Лаво и ее семья постоянно уходили от нас. И одна из них лежит рядом со мной. Я должен был догадаться. Черт подери, я должен был понять.
– Нет, – шепчет Амели, качая головой. – Она не ведьма. Может Вуду в ее крови, но она никогда не практиковала. По крайней мере, не тогда, когда я была рядом. Да и какая разница – она мертва.
– Она пожертвовала своей жизнью, чтобы спасти тебя, – говорю я, пытаясь собрать воедино историю.
– Если бы все так было просто, – произносит Амели низким, натянутым от эмоций голосом. – Однажды ночью у моей постели появилась женщина. Я мало, что помню, только что она была красивой и доброй. И рядом с ней я странно себя чувствовала. Она была… как видение или призрак, но я не боялась. Она сказала, что я не умру пока – что это моя судьба сделать что-то значащее и грандиозное. Что-то, что поможет уберечь наш мир. Тогда я этого не понимала, да и сейчас тоже. Я не остановила ее, когда она ладонями обхватила мое лицо и улыбнулась. Потом… случилось невероятное. Я знаю, это звучит как безумие, но она вроде бы как светилась в темноте. Она светилась как солнце – так же ярко, что смогла бы ослепить меня. И затем… она исчезла. – Амели повернулась ко мне, ее лицо было пустым и лишенным эмоций. – Той ночью я впервые увидела твое лицо в своих снах. Впервые я увидела чистое зло.
Я знаю, что это мой шанс. Сейчас стоит обхватить ее нежную шейку и сжать так сильно, чтобы та треснула как стекло под кончиками моих пальцев.
Эта девушка опасна – опаснее, чем я мог представить. Если вскоре я не убью ее, то она уничтожит меня.
– А женщина? – слышу, как спрашиваю я ее, не обращая внимание на мелочный голос в моей голове, который твердит что пора положить конец этой беседе, вместе с ее жизнью. – Ты знаешь кем она была?
На какую-то долю секунды край радужки глаз Амели вспыхивает золотым пламенем, одновременно насмехаясь и отвечая мне.
– Она была добром. Теплом. Милосердием. Она полностью твоя противоположность.
– Светлая, – в унисон шепчем мы.
Невысказанные слова, напряженное молчание такие резкие и плотные, что трудно дышать или думать. Я знаю, что должен сделать. То, что должен был сделать уже давно.
Эта девушка заклятый наш враг, что делает ее и моим врагом. В моей природе ее ненавидеть, хотеть убить ее. Жажда магии внутри нее настолько сильна, что причиняет боль.
Да, причиняет боль. Блять, как же больно!
– Нас обучали, что магия имеет свою цену, и чтобы спасти жизнь, ты должен взять другую, – говорит она, пиная стену, которую мы воздвигли чтобы защитить истинные наши сущности.
Теперь нет смысла прятаться. Правда обрушивается на нас обоих, обнажая страшные, нелепые детали нашего прошлого, которого никто не хочет видеть.