Выбрать главу

По-настоящему люблю из поэтов-современников очень немногих.

Четкость общественной позиции поэта считаю не обязательным, но важным и благотворным качеством. Этим качеством не обладает в полной мере, по-моему, ни один из современных молодых поэтов. Это — характерный знак времени.

Пока что чувствую этот знак и на себе.

Сборник «Волны и скалы» — начало. И, как любое начало, стихи сборника не нуждаются в серьезной оценке. Хорошо и то, если у кого-то останется об этих стихах доброе воспоминание».

Предисловие необычное, как необычна и сама книга, как необычен и способ издания ее. В нем много задора, даже нахальства... Но еще больше застенчивости... В характере Рубцова уживалось и то и другое. Уживается это и в предисловии...

И все-таки главное в предисловии то, что не сказано словами. Главное — прощание с еще одним этапом собственной жизни... Рубцову и дорого то, что остается позади, и вместе с тем — он сам пишет так! — пока все пережитое и наработанное не нуждается в серьезной оценке.

13 июля весь тираж — шесть экземпляров! — лежал на письменном столе. Полуторамесячная работа была завершена!

— 2 —

А время торопило Рубцова... Очень плотно пошли события, и, взяв очередной отпуск, в середине лета Рубцов уезжает в Николу.

По дороге заезжает в Вологду.

Сохранилось его письмо, адресованное сестре:

«Галя, дорогая, здравствуй! Как давно я тебя не видел! Встречу ли еще тебя? Сейчас я у отца и у Жени. Проездом. Еду в отпуск, в Тотьму. До свидания...»

Письмо суматошное...

Чувствуется, что Рубцов чем-то очень взволнован. Волнение это без сомнения связано с отцом.

Есть маленький домик в багряном лесу, И отдыха нынче там нет и в помине: Отец мой готовит ружье на лису И вновь говорит о вернувшемся сыне...

Стихотворение «Жар-птица» впервые опубликовано в «Вологодском комсомольце» 10 октября 1965 года, но написано оно наверняка раньше, скорее всего еще тогда, в шестьдесят втором.

Косвенным свидетельством этого служит не только «автобиографическая» строфа, но и образный строй, характерный для ленинградского периода:

Мотало меня и на сейнере в трюме, И так, на пирушках, во дни торжества, И долго на ветках дорожных раздумий, Как плод, созревала моя голова. И хотя несколько затянутый диалог: —  Старик! А давно ли ты ходишь за стадом? — Давно, — говорит. — Колокольня вдали Деревни еще оглашала набатом, И ночью светились в домах фитили. —  А ты не заметил, как годы прошли? —  Заметил, заметил! Попало как надо. —  Так что же нам делать, узнать интересно... — А ты, — говорит, — полюби, и жалей, И помни хотя бы родную окрестность, Вот этот десяток холмов и полей... —

пока еще проигрывает афористической иронии «Доброго Фили», да и в голосе пастуха прорываются какие-то опереточные нотки, но появляются здесь и новые, еще не встречавшиеся в стихах Николая Рубцова мотивы.

Впервые здесь Рубцов говорит об отце как о живом человеке, которого не только не убила на войне пуля, но который сам готовит ружье на лису...

Впервые любовь к родной земле, к Отчизне воспринимается здесь как средство собственного спасения...

В стихотворении так много необычного для Рубцова стилевого разнобоя, что невольно закрадывается мысль, а не специально ли сохранены эти огрехи, как живая запись свершившегося с ним чуда, когда нелепой увиделась вдруг позиция «кривостояния», когда так просто:

...в прекрасную глушь листопада Уводит меня полевая ограда, И детское пенье в багряном лесу...

И когда прямо в руки слетает сказочная жар-птица поэзии...

Итак... Выпуск первой, пусть и самодельной книжки, подытоживший длительный, растянувшийся на целое десятилетие поиск в поэзии своего Пути, своего голоса...

Примирение с отцом, поставившее точку в неразберихе отношений с ним...

Но это не все...

В конце июля 1962 года Николай Рубцов на вечеринке знакомится — во второй раз! — со своей будущей женой Генриеттой Михайловной Меньшиковой.

«Мы провожали в армию Владимира Аносова, — вспоминает она. — Был праздник. И вот в разгар праздника зашел невысокого роста лысый парень. Конечно, сразу обратила внимание — кто? Потом пошли в клуб, и там я узнала, что это Рубцов Коля. Да, он был совершенно неузнаваем».

Любовь это была или увлечение — судить трудно.

Во всяком случае, вскоре после отъезда Рубцова из Николы Генриетта Михайловна едет следом за ним: устраивается работать почтальоном в городе Ломоносове под Ленинградом. Вместе с подругой она ездила в общежитие на Севастопольской, но Николая там уже не было...

— 3 —

Экзамены на аттестат зрелости, «издание» книжки, подытожившей долгий этап поисков самого себя, знакомство с будущей женой, очередное примирение с отцом — события в жизни Рубцова плотно следуют друг за другом.

В Вологде Рубцов снова заехал к отцу. Тот провожал его до вокзала и всю дорогу нес чемодан, а на вокзале купил бутылку вина, и — ему категорически было запрещено пить — выпил на прощанье.

Рубцов знал, что отец — поэтому он и примирился с ним! — болен, но он не знал, что видит отца в последний раз...

Вернувшись в Ленинград, Рубцов нашел письмо из Литературного института. Его извещали, что он прошел творческий конкурс и приглашается для сдачи вступительных экзаменов.

Существует легенда, будто на вступительные экзамены Рубцов опоздал, и его зачислили в институт без экзаменов. Однако документы «личного и учебного дела Рубцова Николая Михайловича»[10] в корне опровергают ее.

Экзамены Николай Рубцов сдавал в установленные сроки. Четвертого августа написал на четверку сочинение, шестого получил пятерку по русскому языку и тройку по литературе, восьмого — четверку по истории и десятого — тройку по иностранному языку. Отметки, конечно, не блестящие, но достаточно высокие, чтобы выдержать конкурс.

23 августа появился приказ № 139, в котором среди фамилий абитуриентов, зачисленных на основании творческого конкурса и приемных испытаний студентами первого курса, значилась под двадцатым номером и фамилия Николая Михайловича Рубцова.

Отметим тут, что хлопотать о поступлении в Литературный институт Николай Рубцов начал еще в 1961 году, о чем свидетельствует его письмо, недавно опубликованное Вячеславом Белковым.

«Мне двадцать шестой год. Я русский, член ВЛКСМ. Самостоятельную жизнь начал с 1950 года, после выхода из детского дома, где воспитывался с первого года войны. Все это время работал, учился. Служил четыре года на Северном флоте... Последнее время работаю на Кировском заводе в Ленинграде... Начинаю сдавать экзамены за десятый класс в вечерней школе. Думаю, что сдам: не зря ведь я посещал ее два года! Желаю учиться на дневном отделении, на основном, в вашем институте. Могу и на заочном. В другие институты не тянет, а учиться надо...»[11]

Это письмо мы приводим еще и потому, что оно опровергает и другую легенду о Рубцове... Распространено мнение, что ни в какой вечерней школе Николай Михайлович не учился, а аттестат зрелости — находятся и свидетели, якобы присутствовавшие при этом! — куплен на черном рынке.

Конечно, и вспоминать об этих легендах не стоило бы, если бы автором их, как мы полагаем, не был сам Рубцов.

Это он и рассказывал ленинградским приятелям, любившим вместе с ним читать вывески наоборот, что «западло» ему ходить в вечернюю школу, есть у него более достойные поэта занятия...

Это он и придумал, что в Литературный институт его приняли без экзаменов, только за один талант...

Нет...

Как мы и говорили, и вечернюю школу Николай Рубцов заканчивал, и экзамены в институте сдавал. И сдал успешно.

вернуться

10

Архив Литературного института им. А. М. Горького, опись № арх. дело № 1735, связка № 116.

вернуться

11

«Русский Север». 1997. 14 января.