Наконец дело сладилось… Мы ударили по рукам, причем Суетной крикнул: «В час добрый!», и Абрам Петрович купил у меня рожь, выдал мне задаток (это называл он «озадачить человека»), обещал завтра же прислать за хлебом подводы и привезти остальные деньги. Вдруг шум! За амбаром послышался грохот, звон колокольчиков, бубенцов-глухарей, конский топот, и из-за угла амбара, окруженный облаком пыли, вынесся тарантас. В тарантасе, подбоченясь, сидел какой-то барин в летней парусинной паре и в фуражке с красным околышем. Барин метнул глазом и крикнул кучеру: «Стой! стой!»
Тройка остановилась.
— Николашка! поди сюда! дичи тащи…
— Да ведь я вечор вам доставил, — проговорил Суетной, подбегая к тарантасу.
— Эко, хватился… Гости были и съели все… Чтобы завтра же дичь была на кухне, а то после завтраго мое рождение…
— Хорошо, как попадется…
— Чтобы попалась… понимаешь!
— Слушаюсь.
— И сазан чтобы был, вот этакий большой…
И барин развел руками аршина на два.
— Да ты не вздумай щуку какую-нибудь притащить…
— Не ловятся они, сазаны-то…
— А ты поймай.
— Хорошо, как…
— Ну, вот тебе и хорошо… Чтобы было… — И потом, понизив голос, спросил: — Абрашка-то чего тут мудрит?
— Рожь купил…
— У кого?
— У барина здешнего.
— Это барин в шляпе-то?
— Барин.
— Как зовут?
Николай сказал.
— Давно приехал?
— Нет, недавно, вишь…
— Слушайте-ка, вы, сосед дорогой! — крикнул барин, обращаясь ко мне. — Вы не очень этому архиерею-то доверяйтесь! Шельма естественная!
Абрам Петрович только улыбнулся снисходительно.
— Такая-то бестия, каких свет не производил… Недаром молокане в архиереи его произвели… Почем продали?
Я сказал цену.
— Ну, вот и продешевили!
— А вы, сударь, почем продали Медведеву-то? — спросил Абрам Петрович.
— Да уж подороже…
— Так ли-с?
— Известно, так.
— Не дешевле ли копеечек на двадцать?
— Кто это тебе сказал! Кто это тебе сказал!
— Да уж мы-то знаем-с…
— Знаем! — передразнил его барин. — Молоканские обедни служить — это ты точно знаешь, а больше ничего! Тоже знаем-ста! Ох уж ты… ваше преосвященство… — И затем, снова обратясь ко мне, крикнул: — Слушайте-ка! Разве так люди порядочные-то делают?
— Что такое?
— Живете у меня под носом и не можете заехать…
— Я еще ни с кем не знакомился…
— Вот, после завтраго приезжайте… всему миру свидание будет!
— Может быть…
— Ну а ты, сыч галанский, — прибавил он, обратись к Суетному, — чтобы дичь и сазан у меня завтра же… слышишь?
— Надо постараться.
— Смо-отри!
— Надо постараться!
— То-то!.. Пошел! — крикнул он.
Кучер свистнул, ахнул, тройка помчалась, и шум снова раскатился по окрестности.
— О ревуар! — долетело до меня, и тарантас скрылся.
— Жигулевский барин это, что ли? — спросил я Абрама Петровича.
— Узнал? — подхватил Суетной.
— Еще бы не узнать…
— Его сразу узнаешь… приметный…
— Шелуха как есть! — заметил Абрам Петрович презрительно и, протянув мне руку, прибавил: — Ну-с, а затем счастливо оставаться. Завтра пришлю подводы и остальные деньги доставлю-с.
— Хорошо.
Николай Суетной сбегал между тем за лошадью, подъехал на ней к амбару, сидя на дрожках боком, и крикнул:
— А вот и лошадка ваша, сватушка дорогой.
— А ты как, сват? — спросил его Абрам Петрович. — Со мной, что ли, поедешь али домой запрыгаешь?
— Я домой, сват, вишь ведь, слыхали… надо сазана поймать да дичи настрелять.
— Известно, надо… Чего ему в зубы-то смотреть… Гладь с него — благо жрать здоров.
Немного погодя Абрам Петрович сидел уже на дрожках. Он надел опять зеленые замшевые перчатки, разобрал вожжи и, еще раз простившись со мной, медленным шагом отправился по направлению к селу Жигулям, а Суетной побежал в дом за оставленной шапкой.
VI