Николай Валтасаров оторвался от компьютера и неприязненно посмотрел на подошедшего к нему сослуживца сквозь толстые стекла очков.
- Между прочим, - скрипучим голосом произнес он, глядя на своего vis-a-vis снизу вверх и буравя его взглядом так, что казалось, будто он хочет прожечь в нем дыру, - сейчас уже пятнадцать минут пятого, а ты сказал, что принесешь материалы ровно в четыре.
Vis-a-vis на это не ответил ничего, но положил пачку листов на стол и сквозь зубы промычал что-то неразборчивое. Он знал, что спорить с Валтасаровым бесполезно.
- Совесть надо иметь, - продолжал Валтасаров, постукивая указательным пальцем по стопке документов. - В следующий раз придется сделать оргвыводы.
Нет, Николай Валтасаров не был начальником. Был он рядовым сотрудником в министерстве, таким же, как и сотни других. Впрочем, последняя фраза является не совсем правдой. Собственно, вся правда в ней ограничивается словами "рядовой сотрудник". Слова же о том, что Валтасаров был таким же человеком, как и все остальные, являются наглым враньем, и вот почему.
Из всего огромного многообразия форм, в которые отливаются человеческие взаимоотношения, из всей их чудесной противоречивости, из этой тысячебитовой палитры, океана красок и оттенков Коля Валтасаров выделял всего два цвета и признавал всего две дефиниции. Эти два цвета были - черный и белый, а дефиниции - "правильно" и "неправильно". Совершенно невероятно, как такой человек мог существовать и выживать в наше непростое время, но, тем не менее, он существовал. Впрочем, была еще одна вещь, которую Николай признавал, и о которой мы забыли упомянуть. Этой вещью было слово "надо".
Стоит ли говорить, что Валтасарова в коллективе не любили. Не любили - это еще мягко сказано. Нет, его ненавидели - сильно и непримиримо. Не было никакой надежды, что ситуация когда-нибудь изменится. Ведь для того, чтобы она изменилась, было необходимо, чтобы изменился сам Валтасаров, чтобы он стал, наконец, человеком. Но Валтасаров был тверд, как кремень. Поэтому текучесть кадров в отделе была страшной, а те сотрудники, которые по каким-либо причинам не имели возможности немедленно сменить место работы, сплоченно вели против Валтасарова тихую, но жестокую партизанскую войну.
Непонятно, как Валтасаров появился на этом уютном, непыльном и довольно неплохо оплачиваемом месте в отделе статистики - ведь всегда находится огромное количество заинтересованных лиц, готовых пристроить на должность своего брата, свата, шурина или просто полезного человека. Слухи были смутными и взаимоисключающими. К сожалению, теперь уже в отделе не осталось ни одного старожила, который мог бы оказаться свидетелем, поэтому приходится с прискорбием признать, что истины мы, видимо, не установим.
На следующий день после выхода Валтасарова на работу начался ад. Танечка Лебедева, миловидная и весьма общительная машинистка, была поймана на месте преступления: она красила ногти в рабочее время. Танечка и не собиралась скрываться: ей в голову не могло придти, что она занимается чем-то предосудительным. За это она заработала жесточайшую нотацию и убежала плакать в туалет. Сеня Лукин, помощник системного администратора, был уличен в краже казенной канцелярии (Коля застиг его в тот момент, когда тот убирал в кейс пачку импортной фотобумаги для принтера, собираясь дома распечатать на ней свой фотоальбом). На Лукина была отправлена докладная по начальству, и он получил выговор. Сам системный администратор, бог и племянник местного министерского бога, был обвинен в неподобающем использовании компьютерного времени: вместо того, чтобы следить за системой, он смотрел в Интернете голых топ-моделей. Валтасаров подождал обеденного перерыва, беспощаднейшим образом оторвал молодого бога от обеда, который тот собирался вкушать в обществе симпатичных дам из соседнего отдела, зажал в углу и заставил все полчаса времени, отпущенного на законный отдых, выслушивать гневные упреки, произносимые монотонным металлическим голосом бездушного и безжалостного робота. Системный администратор был мужчиной, и поэтому плакать он не стал, но все же был сильнейшим образом ошарашен, долго курил, и до самого конца рабочего дня так и не смог полностью придти в себя. Словом, Валтасаров был чудовищем.
Дальше продолжалось в таком же духе и даже еще хуже. Жизнь в отделе в самое короткое время стала невыносимой, и виной тому был Коля Валтасаров, который требовал невозможного: никаких чаепитий, никакого флирта, никаких скрашивающих нудное рабочее время интересных разговоров ни о чем, никаких сплетен, никакого пива, никаких компьютерных игр, никакого расхищения министерского имущества, никаких модных журналов, никаких порнографических распечаток, никакого секса, никакого мороженого, никаких опозданий. Надо ли говорить, что народ пришел в ярость.
Все предвещало быструю и скорую расправу. Естественно, любой новый сотрудник, проявивший хотя бы небольшую толику тех замечательных качеств, которыми обладал Валтасаров, вылетел бы из отдела в двадцать четыре часа, как пробка из бутылки с перегретым шампанским. Но тут коса нашла на камень: оказалось, что к Валтасарову непонятно почему благоволит сам замминистра Альперович.
Замминистра, пожилой, хитрый, весьма искушенный в аппаратных интригах стреляный волк, в глубине души считал (хотя и не рассказал бы об этом никому), что Коля Валтасаров - человек не от мира сего. Более того, чудилось порой матерому аппаратчику в невзрачном референте Валтасарове что-то демоническое, какой-то темный отблеск карающего Божьего бича. Трудно себе в этом признаться, да и абсурдно это, но замминистра побаивался Валтасарова. Почему? Черт его знает. Замминистра совсем не хотел копать в этом направлении. Виду он, конечно, не подавал, но уволить Валтасарова не позволил.