Евгения Николаевна Синская так описывала происходящее: «Атмосфера в институте стала столь накаленной, что производить планомерные и длительные исследования стало невозможно. Острые столкновения, безудержный поток дискуссий не оставляли времени для глубоких раздумий и тщательных экспериментов (а это и надо было для «пятой колонны»)…»
В апреле 1931 года Вавилов не удержался и отправил письмо наркому земледелия Я. А. Яковлеву о ненормальной обстановке в ВИРе, о пристрастном отношении к нему, как к директору: «В последние месяцы в жизни Всесоюзного института растениеводства происходят события, которые заставляют меня поставить вопрос о дальнейшем моем пребывании на посту руководителя этого большого учреждения.
До недавнего времени и в настоящее время и мне, и большинству из нас представляется, что Институт растениеводства ведет большую общегосударственную плановую работу в смысле разработки научных основ практического растениеводства. Наш коллектив в течение ряда лет выработал строгую жесткую программу, в которой все звенья подчинены единому целому.
Однако в последнее время благодаря легкомыслию ряда партийных товарищей, мало подготовленных и в то же время зараженных запалом критики и реформаторства, поставлено под угрозу нормальное проведение всей основной работы института.
Ряду товарищей, в особенности организаторам Института аспирантуры, представляется, что Институт растениеводства оторван от жизни, что его нужно сделать более оперативным учреждением, участвующим в повседневной работе Наркомата земледелия. Наоборот, другим товарищам из той же группы кажется, что нас нужно сделать… всецело методическим институтом, который бы разрабатывал методы биохимии, генетики, физиологии, а все работы по культурам передал отраслевым институтам, включая весь тот огромный, еще не доработанный материал, который собран за последнее время.
Можно спорить о принципах и можно их подвергать дискуссии, но, к сожалению, дело пошло дальше, и фактически ежедневно в той или иной форме ведутся уже действия: и открыто, и закрыто по свертыванию частей работы, и только приезд директора из-за границы несколько умерил темп событий. Вся работа института и его руководящего персонала ныне идет в совершенно аномальных условиях. Ко всему этому прибавляются трудности работы большого учреждения, так как в нынешнем году половина здания за недостатком дров не отопляется…»
Помощи от наркомата земледелия в налаживании обстановки в институте не дождались, зато пришла телеграмма, в которой Вавилову как президенту ВАСХНИЛ предписывалось взять под особую опеку опыты Лысенко по яровизации и оказывать ему в этом деле максимальное содействие.
…Особенно бурно в ВИРе проходила аспирантская конференция, на которой рассматривались вопросы соответствия научно-исследовательских тем аспирантов духу времени, ставилась под сомнение их актуальность.
Сначала выступали аспиранты, затем их научные руководители — и почти после каждого выступления слово брал Николай Иванович. Отвечая на обвинения в оторванности аспирантских тем «от жизни», он для примера взял тематику по изучению картофеля, обратив внимание аспирантов на то, что они, будучи только начинающими исследователями, уже «ворвались в совершенно новый раздел. Та основная тематика, которая дается в этом разделе, является крупнейшим достижением в мировом растениеводстве за последние 10 лет. Потому что заново открыты десятки видов культурного и дикого картофеля с ценными свойствами… В этом отношении ВИР является монополистом… По существу что ни работа, что ни сообщение — это новый вклад в науку. По существу можно так организовать работу, чтобы каждый месяц из вашей лаборатории поступали сообщения, с которыми весь земной шар обязан считаться, ибо вы открыли новый континент картофеля».
Вавилов хотел убедить будущих ученых, не подозревая, что «возмутителей спокойствия» ведет опытная рука человека, мечтающего о почестях и славе.
Как мы уже упоминали, от наркома пришла телеграмма, предписывающая Вавилову взять под особую опеку опыты Лысенко по яровизации и оказывать ему в этом деле максимальное содействие.
Метод яровизации хлебных злаков и картофеля, предложенный Т. Д. Лысенко, конечно, не мог не заинтересовать Вавилова: это открывало реальную возможность ускорить развитие и созревание растений, повысить их урожайность. Однако метод требовал детального изучения. Да, предпосевное проращивание семян озимых культур при пониженных температурах позволяло вырастить многие южные сорта из мировой коллекции под Ленинградом, а ячмени из Эфиопии — еще севернее, под Хибинами. Но в том же Детском Селе многие прояровизированные сорта овса, высеянные весной 1933 года, были затем сильно поражены головней. Николай Максимович Тулайков, проведя опыты по яровизации на Саратовской станции, дал этому методу отрицательную оценку. С Украины отзывы шли тоже противоречивые. Было ясно, что метод требует как минимум порайонной проверки и точной разработки самой технологии его применения. Профессор Н. А. Максимов написал о нем так: «Остается только пожелать, чтобы чрезмерные ожидания, возлагаемые некоторыми увлекающимися кругами, не помешали деловой трезвой оценке этих важнейших опытов».
Однако «увлекающиеся круги» считали иначе. В Одесском селекционно-генетическом институте открыли отдел для разработки методов яровизации. Трофим Денисович Лысенко сообщал: «Массовые опытные яровизационные посевы будут, несомненно, проведены на десятках тысяч гектаров в весеннюю посевную текущего года… Это достижение стоит нам больших усилий».
Тут Трофим Денисович явно преувеличивал: никаких «особых усилий» от него не потребовалось — колхозы и совхозы «централизованно включались в массовую яровизацию». А содействовать всему этому должны были, естественно, ВАСХНИЛ и ее президент Вавилов.
Желая приобщить Т. Д. Лысенко к биологической теории, с которой тот явно не был дружен, Николай Иванович в письме пригласил его принять участие в Международном генетическом конгрессе в Итаке. Но Лысенко отказался.
Вадим Борисович Енкен, ученик и сотрудник Вавилова, вспоминает такой эпизод. На Кубанской опытной станции ВИРа Николай Иванович показывал Лысенко и его спутнику гибриды льна и их родительские формы, стараясь воочию убедить их в правильности и объективности действия закона наследования признаков при скрещиваниях, установленного еще Грегором Менделем.
«Рано утром, — рассказывает Енкен, — когда цвел лен, пришли на опытный участок Николай Иванович, его сотрудница В. В. Эллади и Лысенко с подвижным человеком невысокого роста. Случайно оказался здесь и я.
— Ну вот, Трофим Денисович, в первом поколении, как должно быть, нет расщеплений — все растения имеют темную окраску цветков, хотя у материнской формы она белая. Во втором поколении, как и следовало ожидать, получается в среднем три растения с темноокрашенными цветками, одно — с белыми. Вот, смотрите полевые журнальные записи. Так получается по всем комбинациям, аналогичные опыты многократно проверялись в различных учреждениях, и везде получалось то же самое. Посмотрите, Трофим Денисович, учебники по генетике и селекции. Везде написано об этих основополагающих закономерностях.
Лысенко берет в руки журнал:
— Дайте, я сам подсчитаю!
Николай Иванович просит:
— Вадим Борисович, принесите полевую скамеечку.
Лысенко садится и вместе со своим спутником считает несколько комбинаций. Получились те же цифры, что и в журнале.
— Ну вот, видите, на льне и на горохе, с которыми работал Мендель, получается, в общем, одно и то же.
— Ну, знаете, это все частные случаи. А вы с вашим Менделем возводите это в общий закон. — И говорит спутнику: — Нечего нам тут делать! Пошли!
Вавилов сказал мне:
— Проводите гостей в столовую, позаботьтесь, чтобы им сразу дали завтрак, и обеспечьте осмотр посевов… если гости этого захотят…
Вернувшись через некоторое время, я увидел, как Вавилов и Эллади были расстроены. Он с горечью говорил:
— Ну как же можно вести с ним дискуссию, когда он отрицает бесспорные факты, известные всему миру?»
Вряд ли Николай Иванович Вавилов мог предположить, что спустя недолгое время, уже в 1938 году, человек с таким уровнем знаний возглавит Всесоюзную академию сельскохозяйственных наук имени Ленина.