Но никто в этом пабе на одной из самых безлюдных улочек Парижа не заглядывал в глаза этого чужого и, несомненно, не вписывающегося в здешнюю обстановку человека. Пьяная брань и ругань висели в воздухе столбом, смешиваясь с дымом дешевых папирос и сигарет, все места были заняты, и то тут, то там слышалось щелканье карт о грязную поверхность игральных столов.
Их партия началась незаметно для остальных – только несколько зевак стояли за спиной Яшки Друбичева.
За окном медленно плыла ночь, и одинокий фонарь вдалеке освещал мощеную улочку и кусок двухэтажного дома с обсыпавшейся со стен штукатуркой. Проехал и вернулся назад старый автомобиль, прошла мимо кабака пьяная и выкрикивающая в ночную мглу ругательства дешевая проститутка вместе с низеньким лысым господином, который держал ее за талию толстыми пальцами, радостно улыбался, глядя на свою очаровательную спутницу, и размахивал галстуком, зажатым в кулаке.
– Мошенник! – вдруг вскочив со стула, закричал взмыленный Друбичев. – Ты подсунул карту! Я видел! Я уже выигрывал тебя! Бастард! Ублюдок! Держи его! – он кричал, продолжая оставаться на месте. Все партии сразу прекратились. Игроки повернули к ним свои головы, но никто не вскочил и не набросился на незнакомца.
Драгомир Брагимович медленно, с достоинством поднялся со стула, обнаружив высокий рост и, когда улыбнулся, – белые зубы. Вытащив из-за пояса старинный револьвер и все так же издевательски улыбаясь, он два раза выстрелил, отчего Яшка Друбичев дернулся и, будто подкошенный, упал на деревянный пол с громким стуком.
Брагимович, опустив пистолет и перестав улыбаться, окинул взглядом испуганных игроков, сделал несколько шагов в сторону двери, обернулся и, прищурившись, несколькими выстрелами разбил все бутылки, стоявшие за спиной бармена. Вышел из кабака на темную улицу, и ночная тьма поглотила этого странного человека.
Но Яворский, куривший в это время на улице, увидел в глазах Брагимовича вовсе не страх или тревогу, как можно было бы ожидать, вовсе нет. Он увидел усмешку. Точно такая же усмешка появлялась в его собственных глазах, когда ему удавалось кого-нибудь удачно обдурить.
Драгомир Брагимович, пройдя несколько шагов, вернулся, вдруг обнял Яворского и после этого скрылся из виду.
Несколько недель спустя, на кушетке у окна в доме на левом берегу Влтавы спал уставший, осунувшийся за несколько недель мужчина. «Что? Что ты сказала? Я ничего не слышал! Повтори! Повтори же, черт подери! Ты же не знаешь, как это важно…» – все звучало у него в голове. А он все не мог проснуться, а когда проснулся, долго сжимал голову руками, морщился от невидимой боли и рвал на себе волосы.
Николасу Яворскому вновь снился тот вечер в кабаке, когда двумя выстрелами был застрелен Яшка Друбичев, вновь Яворский видел человека, выходившего в ночную мглу, вновь чувствовал, как Брагимович что-то оставляет в кармане его куртки, и вновь девушка со светлыми волосами что-то шептала ему, Яворскому, на ухо, будто знала ответ на все вопросы, будто знала, как решить эту загадку. Но этого попросту не могло быть. И снова он поклялся больше не видеть Lene во сне.
Наконец найдя в себе силы подняться, Николас налил коньяк и подошел к зеркалу. Он засмеялся резким смехом, когда увидел себя. Просто потому что сон вновь повторился, а главного он так и не услышал.
Он долго разглядывал фотографию, где был изображен только что снившийся ему карточный игрок. На старой фотографии он счастливо улыбался и обнимал женщину со светлыми волосами и искрящимся взглядом. На оборотной стороне этого выцветшего черно-белого снимка тонким красивым подчерком был написан чешский адрес. Женщина на снимке была Франческой Куаре.
Потом Яворский смотрел в окно: город уже вовсю жил и дышал. Солнце слепило глаза, люди не спеша возвращались с обеденного перерыва на свои рабочие места, помахивая в такт шагам портфелями и сумками; стучали по асфальту каблуки, плыли по раскаленным дорогам машины. И ломал голову над тем, что же спрятано по этому адресу в полсотне миль от Праги. И почему ему, Яворскому, Драгомир Брагимович отдал этот снимок, выходя тем вечером из пивной, спрятанной в закоулках Парижа?