— Я заеду в шесть. Будь готова, — бросаю упрямо и, открыв дверь машины, скрываюсь в тепле салона.
До шести еще целых четыре часа. Я коротаю это время в бесцельной езде по городу. Но не выдерживаю ближе к пяти.
Еду по знакомому до боли адресу. Я здесь не был… сколько? Лет десять, наверное. С тех самых пор, как уехал в Сандхерст. Или… нет, однажды я все же сюда возвращался.
Паркуюсь, глушу мотор и, откинувшись затылком на подголовник, в который раз повторяю про себя, зачем я здесь. В доме, где прошло мое детство. В доме, где с моим отцом жила та, кого я любил больше жизни. Выдыхаю и выхожу из машины. Раньше здесь была охрана, но с тех пор, как практически на все имущество отца был наложен арест, необходимость в ней отпала. Открываю калитку, прохожу между клумб, сейчас заваленных рыхлым почерневшим снегом, поднимаюсь на крыльцо и замираю в нерешительности. Из приоткрытого окна доносятся звуки бойни. Я сглатываю, понимая, что это может быть, и зачем-то толкаю дверь. К удивлению — не заперто, и я захожу, убеждая себя, что имею на это полное право. Дом заложен. И я выкупил у банка право требования долга еще пару недель назад.
Оглядываюсь. За последние десять лет здесь ничего толком не поменялось. Хотя я ожидал… А бог его знает, чего.
Чего-нибудь от неё… возможно. Снимаю ботинки, прохожу дальше. Останавливаюсь напротив приоткрытой двери в гостиную, не в силах отвести взгляд от… мальчика. Если бы я не помнил, какой сейчас год — подумал бы, что вижу себя образца нулевых. Я знал, что у отца с Евой есть сын. Но то, как он похож на меня — гребаный сюрприз, к которому, как выяснилось, я совершенно не готов. Меня ведет. Взмахиваю рукой, в попытке за что-нибудь ухватиться, и сбиваю с высокого столика вазу. К счастью, та падает не разбившись. Мальчик… я знаю, что его зовут Женя, ставит игру на паузу и резко вскакивает.
— Вы кто такой?
Сглатываю и поднимаю вверх руки. Будто сдаюсь.
— Я — Кит. Может быть, отец тебе обо мне рассказывал.
На смуглом лице мальчишки мелькает недоверие. Он колеблется несколько мучительно долгих секунд, но потом кивает, отбрасывает в сторону джойстик и протягивает мне руку.
— Отец погиб.
— Я знаю. Поэтому и приехал.
Ложь. Я здесь совсем по другой причине. Но этому парню вряд ли стоит об этом знать.
— Выпьешь чего-нибудь? — по-взрослому интересуется Женя и кивает в сторону бара. О да. Мне становится весело.
Не знаю, почему. И да, я бы выпил. Но, черт его все дери, не за рулем. Может быть, потом, когда все останется позади я, и надерусь до зеленых соплей. Вероятно…
— Если только кофе.
— Пойдем. Кухня там, но ты, наверное, знаешь. Отец рассказывал, что когда-то ты жил в моей комнате.
Удивляюсь, что старик говорил обо мне с этим парнем. Растираю шею и иду следом за ним.
— Да, было дело. Довольно давно.
Проходим в кухню. И в ней я, наконец, замечаю женскую руку, которая прослеживается в веселых занавесках на окне, многочисленных комнатных растениях и всяких сковородках-сотейниках, развешанных на крючках, вбитых прямо в кирпичную стену. Насколько я помню, раньше вся посуда у нас хранилась в шкафах. А кухонного островка по центру не было вовсе. Оглядываюсь еще раз и усаживаюсь на высокий табурет, наблюдая за хозяйничающим… братом.
— Я так понимаю, твоя мать еще не вернулась?
— Не-а. Но скоро подтянется.
Кофемашина шипит, Женька садится рядом со мной и подпирает кулаком щеку. Сколько ему сейчас? Лет девать? Я не слишком в этом разбираюсь, но, кажется, он довольно высок для своего возраста. Как и я в свое время.
Пока я на него пялюсь, над столом повисает неловкая пауза. И я не знаю, чем ее заполнить. У меня нет абсолютно никакого опыта общения с детьми. Единственное, что меня может выручить — так это какая-то общая тема. Но я понятия не имею, чем Женька интересуется и живет. К удивлению, на выручку мне приходит сам мальчик.
— Ты был на похоронах?
— Да. А ты решил не ехать?
Женька морщит нос. Как это обычно делала Ева, и я давлюсь кофе. Проклятье. Мне до сих пор сложно представить её чьей-то матерью. Тем более матерью такого взрослого парня.
— Не я. Мама. У меня недавно было воспаление легких, и она сказала, что мне не стоит морозить задницу на кладбище.
— Наверное, она права.
Что ж… Это действительно все объясняет. И то, что Евы не было в морге, когда туда вчера приезжал я.
Мальчик пожимает плечами и утыкается взглядом в чашку. Сейчас, когда он рассказал мне о своей болезни, я замечаю следы усталости на его по-детски округлом лице.
— Может, тебе отлежаться надо, а не в стрелялки гонять?