– А я уже заверила маркиза, что мы обе будем в восторге, дорогая. Разве нет?
Дженет отставила бокал. Нет, думала она, нет, не в восторге, и маркизу де Астену о том прекрасно известно. Она бы скорее согласилась свариться заживо в кипящем масле, чем прийти на ужин в его мерзкий дом. Чует мое сердце, завтра мне что-нибудь да помешает, угрюмо подумала она. Хоть та же мигрень. Если не воспаление мозга.
Однако голос ее звучал все так же ровно.
– Благодарю. Я… буду ждать с нетерпением.
– Спасибо, вы очень добры, – учтиво ответствовал он и полностью переключился на Жаклин, с которой обращался с этакой чарующей почтительностью на грани флирта. А та, конечно, была рада-радешенька.
Окоченело сидя в кресле, Дженет сжимала в руке бокал так крепко, точно он был последней ее связью с нормальной реальностью – или с безопасностью. Потому что она снова умирала от страха. Потому что не верила, будто мотивы маркиза имеют хоть отдаленное отношение к заботе о ее благополучии или необходимости вернуть ей плащ. Все не так просто.
Там, во Вьенне, она ощутила силу этого человека. И посмела бросить ему вызов. По сравнению с богатством де Астенов те деньги, что он предложил ей, были что капля в море. Но это еще не значит, что ему так уж понравилось видеть, как она рвет их в клочья и швыряет ему в лицо.
Спору нет, эффектный вышел жест – тогда. Теперь же Дженет подозревала, что успеет еще пожалеть о нем. Ведь маркиз явно не принадлежит к разряду людей, которые легко прощают подобное оскорбление, а особенно от женщины.
Какое-то шестое чувство предупреждало ее: за этой улыбкой и шелковистой элегантностью таится сталь. А за сталью рыщет неистовый язычник. Дженет не могла бы сказать – откуда она это знает. Знает и все. И отчаянно надеялась, что ей придется иметь дело лишь со сталью.
На террасе показалась Бернандета.
– Мадам, вас к телефону. Месье Рекамье.
– Сейчас подойду. – Жаклин поднялась с кресла. Леон де Астен тоже встал. – Нет-нет, маркиз, прошу вас, останьтесь. Я очень быстро. А тем временем Дженет с удовольствием займет вас.
– Увы, мне и впрямь пора. – Его сожаления прозвучали почти искренне. – Сегодня приезжает из Парижа мой дядя. Но буду с нетерпением предвкушать удовольствие увидеть завтра вас и мадемуазель в нашем маленьком мирке. Всего хорошего, – он поднес к губам руку Жаклин, – до завтра.
Хозяйка дома, трепеща от восторга, скрылась за дверью, а Леон повернулся к Дженет и улыбнулся, видя, с какой откровенной неприязнью она на него смотрит.
– Бог ты мой! Боюсь, если бы это я завтра обедал у вас, мне пришлось бы нанимать специального человека, чтобы тот пробовал мою еду.
– В чем дело? – севшим голосом спросила она. – Чего вы хотите?
– Что до этого, – медленно ответил он, – я еще и сам толком не понял. Но как только пойму, вы, Жанет, будете первой, кто об этом узнает. А теперь пожелайте мне доброй ночи.
И не успела она воспротивиться, он одним легким движением взял ее за руку и поднял из кресла, так что она стояла буквально в дюйме от него. Леон де Астен нагнулся. Взор его скользнул с испуганных глаз Дженет на ее полуоткрытые губы.
– Нет, – еле слышно выдохнула она.
Он лишь негромко рассмеялся, коснулся свободной рукой ее щеки, легонько провел пальцем вниз по нежной шейке. Дженет задрожала. Это почти невесомая ласка заставляла ее пылать, как в огне.
Вот мужские пальцы добрались до выреза платья и потянули тонкую ткань вниз по плечу Дженет, обнажая его. Она почувствовала тепло дыхания, летучее прикосновение жарких губ к ключице.
– Вы сама – сплошное воплощение знойного желания, ma belle, – прошептал он.
В следующий миг Леон уже выпустил трепещущую пленницу и ушел, оставив ее стоять, бессильно опустив руки и глядя ему вслед. Пульс у нее неистовствовал, хотя он едва прикоснулся к ней. Умом Дженет все понимала, но все равно чувствовала себя так, точно на ней осталось незримое клеймо, точно тело ее навеки несет на себе печать, знак того, что она принадлежит ему. А ведь это только начало…
Внезапно искусно спрятанные средь зелени лампы зажглись и на террасу вмиг слетелись мотыльки, притягиваемые пламенем, но опаляющие на нем крылья. Ах, как я их понимаю, подумала Дженет.
Жаклин успела поговорить и вернулась.
– Маркиз уже ушел? Какая жалость. – Она вздохнула. – Ах, будь я на двадцать лет моложе… Присаживайся, дорогая, Бернандета принесет нам еще мартини.
Дженет послушно села – ноги все равно едва держали ее. Внезапно в голову ей пришла новая мысль.
– Жаклин, а как называются эти духи, что ты поставила мне в ванную? Те, что на мне сейчас?