— Соболева, и, что ты теперь будешь со всем этим делать? — Вслух произнесла, надеясь, что отзовется внутренний голос и подскажет. Но голос не отозвался. Лишь печальная струна в сердце как-то недобро натянулась, предчувствуя нечто недоброе.
К окну подошла, кутаясь в простыню. Стала с интересом разглядывать незнакомую местность. Широкие поля виднелись на горизонте, а там, внизу во дворе под кронами деревьев, прыгал на скакалке Вольский. Залюбовалась его спортивной фигурой, плотно обтянутой майкой борцовкой и спортивными штанами. Так и прикусила губу, вспоминая ночь. Как эти самые руки обнимали моё тело, а узкий таз прижимался к ягодицам.
По лбу себя стукнула ладошкой. Больно.
— Прекрати, Соболева, на мужика пялиться. Это же Тимурчик. Забыла, что он последний в твоём списке? — Ну, вот и внутренний голос проснулся. Подначивать принялся, всё приговаривая. — И, как ты могла подумать, что все приснилось? Разве можно было забыть тот секс?
— Можно. Я же не помню тот предыдущий, когда Тимур в любви признался и замуж позвал, — ответила уже я в привычной интонации.
— Так его тогда и не было, дуреха, иначе бы, не забыла. И если бы ты была внимательнее, то заметила, что открытая фольга была совсем неиспользованной. Так что ничего у вас тогда не было, — всё твердил и твердил внутренний голос, а я уже совсем не сопротивлялась. Наверное, всё так и было.
От окна отскочила, будто мячик для тенниса, когда Тимур голову вверх поднял и, заметив меня, игриво подмигнул. Ну, надо же. Застукал прямо на месте преступления, когда я открыто пялилась на его утренний моцион. Одеться решила. Правда, пришлось джинсы надеть без нижнего белья. Но это было лишь каплей в море по сравнению с тем, что ожидало дальше.
Утро не задалось с самого начала. На первом этаже я встретилась лицом к лицу с женщиной немного за пятьдесят. Мы долго смотрели друг на друга. А я даже и подумать не могла, что этот коттедж окажется родительским домом Вольского. И какого же было моё удивление, когда Ирина Владимировна, мама Тимура, в скором времени представила меня главе семейства Вольских. Я тогда в обморок едва не шлепнулась, пожимая правую руку самому губернатору области.
— Вижу, вы уже познакомились с моей Алесей? — Раздался за спиной знакомый голос.
— Мы бы ещё и вчера это сделали, когда вы домой ночью приехали. — Ответил отец Тимура, не отрывая взгляда от газеты.
— Но не стали вмешиваться, когда услышали ваши крики. Как говорится, милые бранятся — только тешатся. — Добавила Ирина Владимировна, лукаво улыбаясь. А я едва чашку из рук не уронила, понимая суть ее тонких намеков.
То, как я вчера кричала на пороге дома, слышали, наверное, даже все соседские собаки. Но о том, что происходило в душе, я надеялась, не было известно никому, кроме нас с Тимуром.
Вольский технично увёл меня под руку под предлогом показать местные окрестности. Так и вцепилась за его руку пальцами, вонзая в кожу длинные ногти, когда мы оказались вне поля зрения.
— Тимур, зачем ты меня к своим родителям привез? — Гневно произнесла, мысленно прожигая дыры на мужском лице.
— Не злись на меня. Я давно хотел это сделать, но не было подходящего случая. По собственной воли ты бы все равно никогда не познакомилась с ними, ведь так? Считай, воспользовался ситуацией. — Тимур широко улыбался, пытаясь меня обнять. А я то и делала, что отворачивалась в сторону. — Ты лучше скажи, почему ты вчера так напилась? Почему со мной себя так вела? Я думал, после того вечера в клубе, ты поменяла свое отношение ко мне или нет?
— Об этом, я, как раз, и хотела поговорить, а ты целоваться лезешь. Прекрати, Вольский, свои руки распускать, — пришлось в плечо стукнуть Тима, чтобы дошло, что я говорила абсолютно серьезно.
Но Тимур не сбавлял прыти. Клещами талию обвил, прижимаясь ко мне сзади. Все пытался в шею поцеловать или еще куда ниже.
— Я вчера виделась с ним, — начала говорить странным шепотом, будто, если сказать громче, то мог появиться перед глазами тот другой.
Произносить имя не было необходимости. Тимур сразу понял, кого я имела в виду. Оттого и напрягся, как стальной канат. К себе развернул, всматриваясь в мои глаза. Так и увидела на его лице знакомую злость. Ту злость, которая всегда появлялась, стоило только упомянуть об Ариевском.
— Что он тебе сказал? Обидел? — Волноваться начал. Это я сразу поняла. И в сердце так тоскливо стало, когда я позволила себе прокрутить ту встречу, будто остросюжетный фильм на повторе.
— Правду сказал. — Тимур напрягся. — Сказал, что вы давние знакомые. Что ты любовником его жены был. Что плечо тебе прострелил, сказал. А еще сказал, что своими методами на должности его прежней восстановил. И об условии — тоже сказал. Ты теперь доволен, Тимур? Сработал твой план?