- Когда-нибудь все будет, как ты мечтаешь, - шепнул наемник и вышел, тихонько прикрыв за собой дверь.
Быстренько прибравшись на столе и затушив костер, Антон тоже отправился на боковую. Вино и его немного сморило.
Мила проснулась среди ночи с одним единственным желанием – пить. Во рту каким-то образом появилась настоящая пустыня. Причем с отвратительным привкусом. Свесив ноги с кровати, она, выставив перед собой руки, осторожно двинулась к двери. В темноте что-то разглядеть было невозможно, а комнату она еще не настолько хорошо выучила, чтобы передвигаться по ней смело. Всегда есть вероятность напороться на какой-нибудь стульчик.
Однако без всяких приключений добравшись до двери, Кредова вышла в гостиную. Тут дело обстояло лучше. Лунный свет, пробивавшийся через незанавешенные окна, хоть как-то освещал комнату. По крайней мере, ровно настолько, чтобы не вписаться во что-нибудь.
Лавируя между диваном, креслами и столиком девушка все же вышла на кухню. Включать свет не хотелось, удар по глазам сейчас был бы не самой лучшей идеей. Достав стакан опять практически на ощупь, Мила налила себе воды и с жадностью осушила его большими глотками. Как же хорошо… Но мало. Нужно еще. Налив еще один, она уже не кидалась на него, как с голодухи, а спокойно начала пить.
- Неужто похмелье мучает? – раздавшийся вопрос из темноты заставил девушку вздрогнуть и резко обернуться. Стакан благополучно выскользнул из рук и, соответственно, разбился вдребезги с оглушающим звоном.
- Твою мать, Антон, ты меня напугал! – воскликнула девушка, глядя на темный силуэт у входной двери. – Теперь убирать придется. Свет включи.
Выключатель как раз находился у входа.
- Мила, что случилось?! – дверь в комнату Бушмейстера распахнулась, и оттуда вылетел растрепанный парень.
Девушка с изумлением уставилась на наемника. Если он только что выскочил из своей комнаты, то кто ее напугал?..
В этот момент щелкнул выключатель, и гостиная залилась ярким светом. Девушка на мгновение зажмурилась, но через пару секунд огромными глазами уставилась в ту сторону, где стоял…
- Глеб?! – ахнул Антон. Глядя на его лицо, можно было подумать, что он увидел криворогого кизляка.
В ответ, стоявший у входа, брюнет лишь хмыкнул и перевел взгляд на Милу, выглядевшую не лучше своего телохранителя. Несколько секунд молчания, после чего яростное:
- Какого черта ты тут делаешь?! – рявкнула Мила так, что еще немного и, наверно, задрожали бы стекла в доме.
- Офигенно ты своего парня встречаешь, - скривился Маршал, проходя в гостиную и скидывая на ходу кожаную куртку. Шлем, до этого лежавший у него в руках, перекочевал на столик у входа.
- Ты идиот?! – девушка сорвалась с места и в мгновение ока оказалась перед Глебом. – Ты должен сидеть в Канаде и нос оттуда не высовывать этот год! Тебя же ищут! Ты же рискуешь жизнью, появляясь здесь! Ты, что не понимаешь этого?! Тебя же убить могут, если найдут, придурок!
Мила даже не заметила, как по щекам начали бежать ручьи слез. Она раз за разом ударяла кулаками по груди Маршала, возвышающегося над ней темной скалой, но не чувствовала никакой радости от того, что он сейчас здесь. Был лишь панический страх. Панический страх за него.
- Как ты мог здесь появиться?! Глеб, чем ты думал, поступая так? Почему ты ни о ком не думаешь! Я же умру, если с тобой что-то случится! – не унималась девушка, все больше поддаваясь страху. – На кой черт тебе голова дана?!
Перехватив одной рукой кулачки, молотящие его по груди, парень второй рукой схватил девушку за подбородок. Его лицо исказила злая маска, из-за чего Мила мигом затихла, продолжая огромными глазами смотреть в глаза напротив, такие темные, такие… любимые…
- Достала, - прорычал Маршал и, притянув девушку к себе, впился в ее губы жестким поцелуем.
Действительно жестким, без намека на нежность. Сминающим все сопротивление на пути. Голодным, сильным, глубоким. Горячим.
А Миле лишь стоило вдохнуть родной запах, как от страха не осталось ничего. Осталось лишь понимание того, что Глеб рядом. Ее Глеб, без которого она медленно потухала, который снился ей каждую ночь, которого так не хватало в жизни, рядом. Такой нужный. Необходимый ее сердцу. Рядом.
Она ответила на поцелуй. Так, как еще никогда в жизни не отвечала Глебу. Она хотела вложить в поцелуй всю ту дикую тоску, всю ту боль, которую она испытывала, пока он должен был скрываться в чужой стране. Она хотела, чтобы он почувствовал все то отчаяние, которым были пропитаны эти три месяца ее жизни. И именно с таким отчаянием она сейчас прижималась к нему, ощущая его руки, обхватившие ее слишком сильно, до боли в ребрах. Но плевать. Так они почувствуют, что сейчас, наконец, рядом.
Через объятия, столь крепкие, через губы, так тесно прижимающиеся друг к другу, через языки, устроившие дикий танец соединения, через запах друг друга.
Руки Милы уже не были обездвижены. Глеб отпустил ее, позволяя обхватить себя за шею. Его же ладони скользили по изящному телу девушки, не находя покоя. Как же он скучал по ней. И почему-то до сих пор не верится, что это она, что она в его руках, что это не сон, а реальность. Она нужна была ему. Вся без остатка. Чтобы поверить. Чтобы, наконец, все было, как должно быть. Мила должна принадлежать ему, так же, как он давно принадлежит ей в душе.
- Идем, - глухо выдохнул он, разорвав поцелуй и схватив ее за руку, потянул к комнате, из которой она вышла. Она должна принадлежать ему. Прямо сейчас.
Мила не сопротивлялась, когда Глеб грубо толкнул ее на кровать и сразу же накрыл своим телом. Таким горячим, приятно тяжелым, родным, крайне нужным. Губы снова столкнулись в поцелуе. Таком же безумном, как поцелуй до этого, в гостиной. Только сейчас в нем была не злость, а страсть, полная силы и огня. Сжигающего огня. Болезненного, но сладкого.
Нежность? Осторожность? К черту их. Нужна была боль. Только боль. Поэтому его руки гуляли по девичьему телу, оставляя за собой красные отметины от пальцев. Глеб сжимал Милу так сильно, как только ему позволял предел жестокости. А она… Она была не против всего этого пугающего напора. В конце концов, буря, бушевавшая в ее собственном теле, требовала того же.
Они уже не целовались. Они едва ли не кусались, царапая кожу до крови, чтобы потом зализывать места укусов. И опять же никакой осторожности. Одна неконтролируемая сила, отдаваемая одним и принимаемая другой.
Оставив, наконец, рот Милы в покое, Маршал схватил ее за волосы, потянув вниз, заставляя с громким стоном подставить ему шею. Ее голос, пронзающий комнату, такой жаркий, смешанный с тяжелым дыханием, срывал у него внутри последние ограничения. Он слишком сильно тосковал по ней. Слишком долго не держал ее в руках, чтобы быть терпеливым.