Никон находился в Соловецком монастыре, откуда ему надлежало привезти мощи святого Филиппа; многочисленной свите он уже давал чувствовать тяжесть своей деспотической руки, власть которой вскоре предстояло испытать не только церкви, но и всему государству. Бояре и сановники, сопровождавшие Никона, единогласно жаловались не только на изнурение службами и постами во время поломничества, но и на всякого рода унижения и на грубое обращение. Несколько огорчившись этим, Алексей не решился, однако, обратиться с упреками к избраннику своего сердца. Царь ограничился просьбами быть снисходительнее и оградить его от нареканий некоторых наиболее раздражительных бояр, во главе которых фигурировал весьма популярный князь Иван Хованский, считавшийся за свои — довольно, впрочем, сомнительные — победы выдающимся военачальником.
Вернувшийся вскоре затем в Москву Никон был избран в патриархи или, вернее, собору было приказано избрать его. Согласно обычаю, он отказался от избрания, заставил упрашивать себя; царь принужден был земно поклониться и присоединить свои просьбы к мольбам собрания. Никон, с его пристрастием к театральным манифестациям, не ограничился этим: он обратился к боярам и народу с требованием, чтобы они обязались «признавать в нем пастыря и отца, которому все должны повиноваться». Все обязаны подчиняться мерам, которые он сочтет необходимыми для восстановления порядка в церкви. Утвердительный ответ не замедлил, и Никон 22 июля 1652 года возложил на себя белую митру московских первосвященников.
Новый патриарх, опираясь на сочувствия царя, деятельно приступил к осуществлению широкого плана реформ, вызвавшего одно из самых стихийных духовных движений, которые когда- либо видело человечество, хотя основные причины возникли гораздо ранее. Могущественное содействие царя позволило Никону в течение многих лет победоносно бороться с противниками, не уступавшими ему в энергии и решительности.
Но и помимо церковного новаторства, с которым неразрывно связано его имя, Никон, с его возвышением, опалою, процессом и ссылкою, является личностью во всех отношениях исключительной.
Протопоп Аввакум, земляк Никона, уверял, будто бы отец последнего был черемисом, а мать — татаркою. Хулители и реформатора долго препирались по поводу его происхождения; полагали даже, что Никон по происхождению был финном. Но ни телесный, ни духовный облик его не носили никакого отпечатка этой расы. Никон был громаден и порывист; увидев его впервые в 1663 году, грек Паисий Лигарид был поражен его зверским видом, высоким ростом, огромностью головы с волосами, оставшимися черными в шестьдесят лет, низким морщинистым лбом, густыми, нависшими бровями и ушами сатира. Враждебно настроенный к патриарху, грек не польстил ему, конечно, в своем описании; но, судя по сведениям из других источников, портрет его, в общем, не погрешил против сходства. Другой грек, Павел Алеппский, относившийся к Никону менее предвзято, свидетельствует, что видел, как патриарх, прображничав за столом с полудня до полуночи, отправился служить без малейшего признака утомления.
Никон обладал большею силою темперамента, чем ума. Познания его были весьма ограниченны; получив поверхностное духовное образование, он мало дополнил его впоследствии беглым чтением. Лишь властный и смелый характер, явное стремление к действию и борьбе, соединенные с некоторою изворотливостью и большим талантом к организации театральной обстановки, заставили группу образованных и предприимчивых людей из среды, приближенной к Алексею, избрать Никона орудием для выполнения широкой программы церковной реформы. Инициаторы дела совершили ошибку, избрав в его лице главного выполнителя своих предначертаний; гораздо менее податливый, чем они предполагали, патриарх скоро ускользнул из их рук. Законченная без них и против них реформа повлекла за собою лишь их гибель.
Усвоив чужие мысли. Никон наложил на осуществление их столь индивидуальный отпечаток, что вся реформа запечатлела его личность. В общем, она заслуживает похвалы. Помимо исправления священных книг и богослужения, преемник Иосифа успел ко времени своего падения хоть отчасти упорядочить церковь и ввести в нее совершенно отсутствующую дисциплину. Он восстановил проповедь, которую совсем забыло духовенство; он основал школы, вводя изучение классических наук и поощряя переводы с греческого языка на церковнославянский, собрал в выстроенном им Воскресенском монастыре материалы для богатой библиотеки, пытался устроить в пользу своих соотечественников просветительный центр, которого так недоставало ему во время его собственной молодости.
В качестве проповедника он оставил по себе память как замечательный импровизатор, производивший впечатление могучим и мелодическим голосом. Он зачастую вдохновлялся событием, происходившим в самый момент произнесения проповеди; но ни одна из проповедей Никона не дошла до нас. Его речи на соборах 1654 и 1655 годов многословны, полны повторений и изложены столь сбивчиво, что в некоторых местах неудобопонятны.
Кроме того, он умел давать отпор расколу; можно считать коли не вполне доказанным, то весьма вероятным, что, если бы не опала Никона, дальнейшее развитие раскола было бы задержано.
Эти заслуги и достоинства помогли Никону достичь влияния, которым далеко не пользовались его ближайшие предшественники.
Алексей низко преклонялся перед Иосифом; по его собственным словам, когда получилось известие о смерти этого патриарха во время богослужения, он и все присутствующие были поражены таким «ужасом», что «с трудом продолжали пение». Тем не менее, — если исключить Филарета, занимавшего особое положение в качестве отца царя, — патриарх, как и все иерархи московской церкви, был лишь государственным чиновником, поставленным во главе духовенства, всецело подчиненного светской власти. Его избрание, как и назначение митрополитов, епископов и даже главных архимандритов, в сущности, зависело исключительно от усмотрения царя. Это и не могло быть иначе, потому что в древней Руси епископы были не только пастырями душ, но и агентами правительства с весьма широкими полномочиями административного свойства. Владея огромными имениями, они не только всецело управляли ими. но и командовали иногда войсками, составлявшими автономные части; при этом они действовали всегда в качестве уполномоченных государя, единственного источника всякой вообще власти. Превращение московской митрополии в патриархат — дело исключительно светской власти — ничего не изменило в этом распорядке.
Идеи и чувства Алексея как нельзя более совпадали с представлением о государе как об истинном главе московской церкви. Он до такой степени был проникнут церковным духом, что проникался им даже в военных делах. Одного из полководцев, разбитых поляками, он упрекнул в нарушении не правил стратегии. а предписаний Священного Писания; другому же рекомендовал как средство достичь больших успехов пение «унисоном» во время ратных богослужений. Он составлял предписания о соблюдении постов, созывал важнейшие соборы семнадцатого века и нередко разрешал возникавшие на них религиозные споры вопреки мнению большинства и даже самого патриарха.
Возведение Никона в сан патриарха не внесло никакого принципиального изменения в этот порядок вещей. По свидетельству некоторых современников, преемник Иосифа заручился хартией, обязывающей царя не вмешиваться в церковные дела и признавать решении патриарха окончательными и неоспоримыми. Но, подписавший в сане простого архимандрита уложение 1648—1649 гг., Никон, и став патриархом, не выразил никакого протеста против тех постановлений этого кодекса законов, которые в корне подрывали независимость церкви. Он примирился с установившимся порядком вещей, предпочитая использовать личное влияние для обращения в свою пользу естественных последствий такого строя. Вместо того чтобы подрывать светскую власть, Никон стал опираться на нее для обеспечения собственного могущества.