«А может, богатство ищешь?» – спрашивает старичок.
«Да нет, – говорит, – сколько денег человеку ни дай, все истратит. А ум, коли он есть, не убавится».
«Ну ладно, – говорит старик, – будет тебе ум».
И подает Ивану шапку:
«Примерь, по тебе ли?»
Иван примерил, и шапка пришлась ему впору. Глядь, а старика нет. Спасибо некому сказать. Опечалился Иван, но делать нечего, пошел путем-дорогой.
И пришел он в тридевятое царство. Только через ворота переступил, его и спрашивают:
«Чужеземец, а скажи-ка ты нам по совести, умный ты или дурень?»
Иван шапку на голове поправил и отвечает:
«Ума я своего ни на ком не пробовал, потому не знаю, умен ли, а то, что не дурак, – вы и сами видите. Дураки в тридевятое царство не ходят».
«Ну, мы это еще поглядим», – сказали стражники и привели Ивана к царю.
Царь и говорит:
«Видишь, добрый человек, стар я, а государство не на кого оставить. Бог дочкой меня наградил. Вот и пытаю людей: коли кто отгадает мои загадки, тот царем будет, а кто возьмется отгадывать, да не отгадает – тому голову долой. И скажу тебе, Иван, многие головы потеряли!»
«Мужиком я был, – отвечает Иван, – а царем не был. Загадывай загадки».
«На чего на свете насмотреться нельзя?» – спрашивает царь.
«На солнце», – отвечает Иван.
Царь обомлел: впервой он правильный ответ услышал на свою загадку.
«Ладно! – говорит. – Слушай другую. Где середина земли?»
«А вот тут! – топнул Иван ногой. – Не веришь – отмерь».
«Диво дивное! – удивляется царь. – Вот тебе третья загадка: что на свете всего сильнее?»
«Эх, государь! – отвечает Иван. – Знаю, какого ответа ты ждешь. Ветер, мол, самый сильный. Только у меня иной ответ: сильнее всего любовь».
«Это почему же?» – удивился царь.
«А потому, что ради любви за живой и мертвой водой ходят, в кипяток окунаются, ищут то, не знаю что. И все находят и добывают».
«Правда твоя», – сказал царь, снял с себя золотую корону да и надел на Ивана.
Тут и сказке конец.
Алексей Михайлович взял из вороха одежды атласные штаны, преподнес старцу.
Другой бахарь тоже был стар, но на голове ни единого волоса седого, и зубы все у него были целы.
– Ты тоже расскажи, – сказал ему Алексей Михайлович.
– Послушайте, государь с государыней, про старика со старухою, – начал бахарь. – Захворали, сидят на печи и разговаривают.
«Сходить бы нам, старик, в лес, дров на зиму нарубить», – говорит старуха, а старик отвечает:
«А на кой! Мы к зиме-то, чай, помрем».
Пришла зима, в избе мороз по углам, печь ледяная.
«Ах, старый дурак! – ругается старуха. – Не заготовил летом дров, теперь по сугробам в лес тащиться».
И потащились. Деваться-то некуда.
– Короткая побасенка, но толковая, – похвалил и этого бахаря государь и пожаловал кафтаном, хоть и с дырками на локтях, но нарядным, богатым.
Алексей Михайлович сам примерил кафтан на старике.
– Рукава длинны. Оно и к лучшему. Дырявое место обрезать да вновь пришить.
Бахарь в ноги царю с царицей покланялся.
– А скажите, – спросил старцев Алексей Михайлович, – можно ли грешное царство на святое переделать? Чтоб всякий человек жил в том царстве по всей правде и по всей совести?
Бахарь, получивший кафтан, ответил первым:
– По многим странам прошел я пешим, конным и под парусом. Святых стран, где б жили по всей правде и совести, нет на земле. А коли нет, примера взять не с кого.
Белый старец возразил своему товарищу:
– Святых царств нет, потому что у людей охоты до святой жизни нет. А коли охота к святой жизни будет, то и царству святому быть.
– А как по-вашему, охочи русские люди до святой жизни? – спросил Алексей Михайлович, не глядя старцам в глаза.
– Охочи, государь! – ответил белый старец не задумываясь.
– Всякие люди есть, – ответил другой. – Одни и в миру, как монахи, живут, а другие в монахах – хуже разбойников.
– Ну, ступайте! – махнул рукой государь не без досады.
Когда старцы ушли, Алексей Михайлович сказал Марии Ильиничне:
– Кафтан-то надо было беленькому подарить. Добрый человек и умный.
Утром царский поезд, всполошив зевак, тронулся через Москву на дорогу к Троице-Сергиевой лавре.
Царь ехал впереди, в окружении трех сотен дворян, у царицы была своя свита, своя охрана. Позади ее кареты, как всегда в дальних походах, верхами ехали тридцать шесть девиц в красных юбках, в белых шляпах с белыми шнурами за спину.
За царицыной каретой следовала карета царевны Ирины Михайловны, потом еще две кареты: Анны Михайловны и Татьяны Михайловны. Была еще карета для царевны Евдокии Алексеевны. Девочке было всего два года. Она ехала с матерью, а в ее карете сидели две мамки – царевны и умершего царевича Дмитрия.