— Здравствуй! Это Наташа. Извини, что так поздно.
Не люблю звонить по телефону, особенно малознакомым людям — сразу вырастает комок в горле, мешающий проталкивать слова. Но сейчас словам было легко — они скользили, будто по маслу, по гортани и нёбу.
— Доброй ночи, Натали! Я ждал твоего звонка гораздо раньше. Ты долго держалась — это достойно уважения.
— Не знаю, о чем ты, но у меня к тебе дело. Мы можем встретиться?
— Прямо сейчас? Хорошо, я могу подъехать.
— Давай в том же кафе, где мы с тобой сидели. И спасибо, что с ходу не послал меня.
— Ты мне пока интересна, а уникальными экспонатами я, как правило, не разбрасываюсь.
В голосе была улыбка, но меня передернуло. Он говорил обо мне, как о вещи, изящной безделушке, стоящей на камине. Когда она намозолит глаза, ее благополучно спровадят в чулан. Но я сдержалась: ссориться с ним резона не было. Да и какая разница, по большому счету, как он ко мне относится? Лишь бы сделал то, о чем я попрошу.
— Значит, через полчаса за тем же столиком?
— Договорились, — коротко бросил он и отрубился.
Когда я добралась до кафе, Дар уже сидел за столиком у окна, потягивая кофе. Я заказала себе каппучино и, светски улыбаясь, ожидала, когда ему надоест молчать. Он, видимо, ждал от меня того же. Но не выдержал первым:
— Зачем звала?
Спрашивая, он прикуривал сигарету. Отсвет зажигалки пронесся по его радужке, придавая и без того не слишком доброму лицу совсем уж демоническое выражение.
— А просто так, без повода пообщаться со мной желания нет? Может, я по тебе дико соскучилась? Влюбилась. Сохла, сохла, да и выкрала у Илонки мобильник, чтобы узнать твой номер. Вот только предлог для встречи придумать не успела, решила, что на месте сымпровизирую. Но как тебя увидела — язык к нёбу прилип и коленки начали подгибаться.
— Наташ, может, хватит паясничать? У меня не так много времени, — он бросил демонстративный взгляд на часы. — О твоих внезапно вспыхнувших чувствах мы побеседуем как-нибудь в другой раз, а сейчас давай ближе к делу.
Я набрала в грудь воздуха и, зажмурившись (детская привычка отгораживаться таким глупым способом от проблем извне и собственных страхов), выплеснула на выдохе:
— Мне нужно, чтобы ты убил четырех человек. Цену готова заплатить любую — в крайнем случае комнату продам или почку — зачем мне две?
Послышались странные тихие звуки. Открыв глаза, я обнаружила, что Дар смеялся. Навзрыд, но почти бесшумно. Отдышавшись, он проговорил:
— А ты не промах, девочка. Такими партиями мне еще никого не заказывали. Интересно, чем они провинились? Грязью из-под колес забрызгали дорогие шмотки или в школе за косички дергали?
Я протянула ему сложенный листок бумаги.
— Здесь все написано. И их имена, и причины. Вслух об этом рассказывать я не могу.
Он посерьезнел.
— Ты не шутишь?
Я помотала головой — говорить больше не хотелось.
— Я посмотрю это потом, дома, — Дар засунул листок во внутренний карман пальто и поднялся. — На днях позвоню.
Я кивнула механически, словно фарфоровый болванчик.
Он наклонился к моему уху. Дыхание было горячим и щекочущим:
— Время собирать камни, не так ли, малышка?..
Я ничего не ответила.
Оставшись в одиночестве, допила остывший кофе. Было тоскливо и противно — никакого чувства облегчения, наоборот: словно взвалила себе на плечи нечто непомерно тяжелое и склизкое.
…………………………………………………………….
МИК:
Она вернулась домой под утро. Не раздеваясь, легла на постель. Глаза были открыты — я знал это, хотя она лежала лицом к стене.
Что-то странное творилось со мной в последнее время. Мне было трудно разговаривать с Тэш и даже просто подолгу находиться в ее обществе. И еще меня настойчиво звали обратно. Я и раньше частенько слышал этот зов, но умел его игнорировать. А сейчас он заполнял меня, настойчиво стучался в сознании, мешая думать о чем-то другом.
Все чаще мне приходило в голову: а не бессмысленны ли те нечеловеческие усилия, которые мне приходится прилагать, чтобы быть с ней рядом? Может, стоит убраться из ее жизни? Тем более что в ней сейчас нарастает что-то отталкивающее — такое, чего я не могу коснуться даже мысленно. Странно: для меня не было невыносимо противным, когда она стала спать с мужчинами за деньги или приходила домой пьяная до такой степени, что не могла стоять на ногах. Я принимал ее такой, какая она есть. А сейчас почему-то не мог принять.
Я вижу людей немного иначе, чем при жизни. Помимо лица и фигуры могу разглядеть некое цветовое свечение вокруг тела. (Возможно, это пресловутая аура.) Немного напоминает размытые в воздухе акварельные краски. Вокруг Тэш среди разноцветных переливов всегда преобладало красное: от грязно-бурых разводов до глубокого королевского пурпура, через розовый, темно-оранжевый, алый. Сейчас это колышащееся зарево было словно затянуто пленкой мазута — черной, пахнущей химикатами. И я не мог принять ее такой.