– Она не уйдет, – постарался я вымолвить как можно мягче.
– Я не уйду, – подтвердило озёрное эхо. – Не время, ещё не время, – от себя прошептало оно.
Ленка вздрогнула. Глаза девочки гасли. Я поднял девочку на руки и понёс её на плече, прямо к "рафику".
– Вольдемар, почему она не ушла?
– Она должна тебя спасти.
– Я не хочу жить, – заплакала Ленка.
– Жить, жить! – заупрямилось эхо.
В лесу были расставлены армейские кордоны. Сначала нас останавливали: водителя, врача, директора лагеря, отрядного педагога, трёх местных футболистов и восемь угасающих девичьих жизней. Вместе с никсой нас было шестнадцать. После второго блок поста мы миновали ещё пять. Ни на одном кордоне нас более не держали. По лесу летела опережающая нас страшная радиограмма: в районку едут умирающие от нечаянного отравления дети. Девчонки из столичных уличных подворотен. Нам, взрослым, было стыдно за нашу человеческую беспомощность. Первая к нам навстречу пришла та же Ленка.
– Перед чаем мы выпили клофелин.
– Сколько? – решительно спросила у в очередной раз невольно провинившихся врач.
– Эту пачку мы пили поровну, а в той было ещё двенадцать таблеток. Пили только выпавшие из носилок…
– Изнасилованные девчонки?
– Мы,– последовал минорный ответ.
Пятьдесят таблеток на восемь – получалось по шесть-семь штук, да ещё трое по три.… Да ещё две из троих признались, что пили ещё по две, ранее отложенные про запас.
Анатолийский рукотворный лес в греческом районе Донецкой области посадил немец-лесовод. Врачи-греки встретили наших девчонок.
Самое мрачное из ругательств прозвучало утробно:
– Вы не детки, а сучки! А ваших педагогов… – и всё остальное касалось уже нас, допустивших лагерное неравенство. Лекарств в больнице не оказалось. Нашли только нечто сосудорасширяющее для тех двух, которые проглотили по двенадцать колёс. Ленке досталась огромная лейка из оцинкованного железа, поллитровая кружа и дородно-увесистая санитарка без имени. Она зажала в руках ребенка цыпленком и, своевольно вставив в отверстие рта огромную лейку, стала мерно и расторопно вливать в девочку воду: поллитра, литр, полтора, три, четыре… На пятом литре никса оставила Ленку навсегда. Измученная полуживая девчонка внезапно потеряла сознания…
Когда Ленка снова пришла в себя, больше никто не смел называть ее Никсой. Мы въехали в Город. Танки остановились в пригородах, развернув устало стволы на обочины шоссейных дорог, по которым уже брели местные хиппи аскать у солнца радости и любви. Для себя и каждого. Радугой над городом взорвалась на прощание никса. В это время Ленка мирно спала у меня на руках.
Август 1991 г. – Ноябрь 2003 г.
Конец