У неё возникло неприятное чувство, когда она посмотрела на прозрачный томограф. Длинная труба из синего стекла выглядела не то чтобы странно… зловеще. Это было подходящее слово. Знакомый ужас, с которым она распрощалась много месяцев назад, дунул ей в затылок.
— Пожалуйста, ложитесь, миссис Уайт…
Из трубы выдвинулась полка — тоже стеклянная. Она легла на неё, не чувствуя своего тела. Захотелось крикнуть: «Нет-нет, я не готова, мне стало плохо, давайте потом!» — и ей, конечно, позволили бы вернуться в палату…
— Готовы? — лаборант склонился над ней, заслоняя свет, и она кивнула.
— Отлично, давайте начнём.
Она въехала в трубу, и небьющееся стекло заключило её внутрь себя, отрезав от мира. Да, стены тут были прозрачными, и через них можно было видеть чуть размытый белый потолок — но она всё равно была одна, более одинока, чем когда-либо, и эта издевательская прозрачность лишь подчеркивала этот факт. А в тот, первый раз — пускай ничего было не видно, и она умирала со страху, но зато рядом был он; он ждал её, и она это знала. Это уже потом, полгода спустя, он сбежал от неё, гаснущей, как свеча, виновато сказав, что не может больше это выдержать. После этого только и осталось, что продолжать притворяться сильной — а какой был выбор?..
Она полуприкрыла глаза и стала смотреть на лампу, вслушиваясь в мерное постукивание устройства. Вздрогнула, когда белое сияние кто-то загородил. Это оказался доктор Сингх — он нагнулся над томографом, опершись рукой о толстое стекло:
— Как вы там себя чувствуете, миссис Уайт?
— Всё хорошо, спасибо, — сказала она раздражённо. Что он тут делает?
Рядом с Сингхом появился второй силуэт:
— Миссис Уайт, мы все очень благодарны вам за то, что вы для нас сделали и будете делать…
— Доктор Андерсон? — она удивлённо заморгала, узнав своего прежнего лечащего врача. — Вы тоже приехали сюда?
Стеклянный склеп обступили ещё несколько знакомых людей.
— Доктор Фридман? Доктор Форд? Доктор Вилковски… — ей стало дурно. — Как вы сюда попали? Что происходит?
Вилковски, пожилой плешивый врач с большим родимым пятном на левой щеке, прижался лицом к стеклу и плотоядно улыбнулся:
— А вам бы пора проснуться, миссис Уайт. Вы сослужили хорошую службу обществу, но скоро ему понадобятся новые услуги от вас…
— Да, у меня аж уже чешется между ног, — расхохотался пузатый доктор Смит, поглаживая свою пышную черную бороду. Врачи загоготали, наклоняясь к ней, и её мозг вдруг пронзила острая игла осознания:
— Нет-нет-нет, этого не может быть, перестаньте, оставьте…
— Просыпайтесь…
— … меня…
— Мы идём, о, мы придём…
— … в покое…
— Вы нужны нам…
— Мы вас получим…
— … поимеем…
— Нет!!!
Она забила руками и ногами, сжала руки в кулаки, пытаясь уцепиться за гаснущее видение, но так и не поймала — её выбросило из сна, блеск больничной лампы померк, превратился в серый свет заходящего солнца из кривого окошка. Она встала на четвереньки, потом на колени, заставив стальные звенья цепи недовольно клацнуть. Трясясь всем телом, она огляделась вокруг, отказываясь принять то, что видит — грязные углы, провонявшие мочой, деревянные колоды, шипы и гвозди, ржавое ведро с водой и тяжёлую дубовую дверь, через порог которой её заставили ступить много дней назад. Солнца здесь видно не было, а его лучи, проникая сквозь мутное стекло, теряли доброту, становясь продрогшими и больными, как она сама. Её ноги подогнулись, и она вновь упала, как подкошенная, на холодный земляной пол и схватилась за железный ошейник, как будто могла его снять. Но замок на обруче сидел крепко, ключ был у её мучителей, и не было никакой надежды спастись.
Она подползла к дощатой стене и прислонилась к ней голой спиной. На стене остались следы от её ногтей — в первые дни плена она питала надежду, что сможет как-то сломать эти доски, выдернуть, пробить. Но это оказалось тщетным занятием, и она давно прекратила эти попытки. Что ей теперь оставалось — сидеть с закрытыми глазами, обхватив руками колени, и пытаться заснуть и видеть сны, в которых она была далеко от этого зловонного места. Но сейчас погрузиться в грёзы у неё не выходило: во-первых, она выспалась, во-вторых, колючие боли на местах синяков и порезов усилились, а в-третьих, в голове всё повторялось эхо голосов из последнего странного сна. Сам сон уже рассыпался в прах, но злорадные голоса остались и всё повторяли, что они идут. И она знала, что это правда: плохое предчувствие никогда её не обманывало.