От скульптора не ускользнуло, что жена, дожидаясь загрузки системы, достала из ящика стола маленькое зеркальце и показала себе язык, а затем тут же обернулась в его сторону, опасаясь, как бы Оникс не заметил ее дурачество. Он сделал вид, что полностью занят статуей.
«Любуйся, любуйся. Я-то знаю, как ты выглядишь на самом деле».
В маленьком окошке виднелся дождь, оставлявший на стекле черные разводы, будто кто-то трясет над городом гигантскую лейку с чернилами или нефтью. Мари не дано увидеть и этого, как и того, что они живут в пещере, а не на чердаке. Откуда в пещере окно, Оникса не заботило. Он привык игнорировать такие детали. Люди часто ведут себя абсурдно, с чего же быть логичным миру, который они строят вокруг себя?
— Крыша протекает! — крикнула Мари из своего угла. Вот же глупая женщина. Откуда в пещере крыша? Тут и должно быть сыро, тут и должно вечно капать с потолка. Конечно, плохо для занятия скульптурой, но что поделать, жить больше негде.
Статуя гидры за спиной Оникса положила одну из своих голов ему на плечо.
— Ты в любой момент можешь поделиться с ней своим даром, — проговорила гидра вкрадчивым, приятным голосом. Необычайно для такого мерзкого чудовища.
Эту гидру Оникс тоже лепил с жены. Мари частенько меняла форму, сам скульптор связывал это с происходящими внутри ее сознания переживаниями. Иногда он лепил и других монстров, что приходили из стен и так же уходили, оставляя следы из грязи или пепла, несколько раз бывали и кровавые следы. Мари их явно не видела, поскольку оставляла при уборке без внимания. Может быть, свалка на столе для нее самой — горка плюшевых игрушек?
— Да знаю я, — прошептал Оникс. Монстры уже не раз говорили ему об этом. Но, ему нравилось чувствовать себя особенным, единственным человеком, который видит истинную природу вещей, и он каждый раз отказывался. Скульптор считал, что заслужил этот дар, годами тренируя дух и разум. После этого даже мысль о том, что кто-то получит такой талант без капли усилий, казалась ему неприемлемой.
Неужели и вправду во всем мире не нашлось ни одного человека, познавшего Никту, то есть окончательно порвавшего для себя границу между сном и реальностью?
Оникс представил, что где-нибудь в сердце Африки в племени с совершенно непроизносимым для европейца названием обособленно от родичей живет старый шаман. Этот шаман тоже постиг искусство правильного зрения, и даже больше. Было б здорово с ним пересечься, обменяться опытом. Как жаль, что мудрый шаман — лишь фантазия, в отличие от гидры, которая не торопится убирать тяжеленную голову с его плеча.
— Почему именно Африка? Вуду-шмуду. Мне больше нравятся индейцы, — поведала гидра. — Вот уж кто знает толк в таких делах.
— Индейцы жрут кактусы, — ответил Оникс, продолжая высекать чешуинку за чешуинкой. — От кактусов любой дурак начнет бредить наяву. Бестолковый допинг.
— Милый, ты что-то сказал? — опять крикнула Мари.
— Да я так, сам с собою.
«Как же одиноко!» — пронеслось в его голове. Гидра прочла мысли своего создателя.
— Разве я плохой собеседник? — произнесла она с наигранной обидой. — Ладно, не буду с тобой больше говорить.
И гидра демонстративно удалилась в противоположный конец чердака.
— Кроме тебя, у меня тут целый полк собеседников, — тихо сказал ей скульптор вслед, обводя рукой другие творения, которые сегодня не подавали признаков жизни. Гидра ничего не ответила, а самая свежая статуя шумно вздохнула под его руками. Резец дрогнул и отсек больше материала, чем нужно.
— Тише, тише, — проговорил Оникс. Он уже начинал чувствовать, что у новой статуи характер куда более скверный, чем у гидры. Новорожденный монстр начал ерзать. Он выглядел нескладным со всеми своими коленцами, но Оникс знал, что это подвижная и быстрая тварь, судя по тому, как ловко Мари передвигалась, будучи в ее образе. Скульптор даже видел в ее порывистых движениях некую грацию.
Статуя вела себя слишком уж беспокойно, и Оникс решил сделать перерыв. Пройдя между нестройных рядов других глиняных тварей — больших и малых, жирных и хлипких, человекоподобных и совсем фантасмагорических — он приблизился к жене.
— Как дела? — спросил Оникс, усаживаясь с другой стороны ее рабочего места.
— Хорошо, — отозвалась Мари, не поднимая головы. Ее почти не было видно за всеми этими пустыми упаковками из-под чипсов и китайской еды. Оникс вспомнил вредный норов статуи, который начал проявляться задолго до того, как он признал творение законченным.