Ринат молчал.
— Какая пошлость, исповедоваться человеку, которого сейчас убьёшь. Хотя ненависти у меня к тебе нет. Обида есть, но за обиду не убивают. Я тебя убью, потому что ты и без того не живой. Наверное, Лев Валерьевич, когда твоего сотельника уничтожал, и тебя задел ненароком. И, вообще, с какой стороны ни погляди, ты уже мёртв. Приятелей твоих хватятся завтра, тела найдут сразу, ведь вам не впервой проказничать в одном теле. И, конечно, возьмутся за тебя, единственного изо всей компании, кто выжил. И как думаешь, сумеешь ты запираться хотя бы две минуты? Выпотрошат тебя за милую душу. Работать будут специалисты, речь-то идёт о наследниках огромных состояний. Шансов остаться в живых у тебя не будет ни малейших. Ты уже труп, не я, а ты — никто и звать тебя никак. Прощай, любимый.
Ринат молчал, лишь пискнул в тот миг, когда сила, с которой неосторожно взялись играть его хозяева, раздавила его вслед за остальными.
Человеку, изучающему старинную литературу, многое видится странным. Скажем, детективы минувших эпох… Сидит преступник и гадает, куда девать тело жертвы. Нам бы их проблемы.
Сонечка вышла из комнатушки в общий зал. Дед Савва сидел на краешке койки и, как всегда, что-то мастерил. Последнее время он сильно сдал, хотя кроме Сонечки этого не замечал никто.
— Деда Савва, мне нужна помощь, — тихо сказала Сонечка.
Старик поднялся и, подчиняясь молчаливому кивку, проковылял в Сонечкину каморку. Склонился над телом Рината, пощупал на сонной артерии слабый пульс, приподняв веко, заглянул в невидящий глаз.
— Сюда он сам пришёл?
— Сам. Деда Савва, ты же понимаешь, что так просто я бы не стала стирать, что там было.
— Это я понимаю, — голова старика то и дело кивала; то ли он соглашался с тем, что ему сказано, то ли не мог сдержать старческий тремор.
— Это тебе новое тело. Твоё уже дряхлое, да и не твоё оно, а Семейного Дома. Пора менять.
— Это я тоже понимаю. А вот что мне неясно, так это твоя судьба. От бабы-Леры, от Лёвки с его живодёрками ты просто отбивалась. Твоей вины там ни малейшей, хотя аукаться эти случаи будут тебе всю жизнь. Потом что-то ещё было, не знаю толком. Там ты тоже была загнана в угол, хотя, что к чему, должна была соображать.
Сонечка молча кивнула.
Старик примостился на краешке койки, ещё раз проверил пульс у бесчувственного тела.
— Я опасался, что ты вздумаешь устанавливать социальную справедливость. Такие вещи не приводят ни к чему, кроме лишних смертей. Пока существует спрос на обезличенное человеческое тело, эта торговля будет процветать, сколько ни убивай подпольных дельцов.
— Лабораторию в университете я уничтожили именно так, — призналась Сонечка. — Тогда меня никто не воровал, я сама их нашла, выяснила, чем они занимаются, и всех перебила.
— Главное, что ты не сделала убийство своей профессией, вот чего я боялся больше всего. Но есть на твоём пути ещё одно великое искушение: использовать свой дар для решения собственных проблем. Одно дело, когда ты устраиваешься в университет в обход юридических рогаток, совсем иное, если в результате образуются молодые и красивые трупы.
— Больше не повторится, — хмуро сказала Сонечка. — Наелась по гроб жизни.
— Эк ты по-детски — я больше не буду. Ладно, сделанного не воротишь. Тело я возьму, хоть оно и криминальное. Сильно его искать будут?
— Сильно. Там пятеро золотых наследников было с факультета менеджмента.
Дед Савва фыркнул, пытаясь, наверное, присвистнуть.
— Крутенько ты налетела. Слыхал я о таких развлечениях, когда богатеи в одно тело вселяются и вместе приключений ищут, но лично не сталкивался.
— Эти приключений нашли. Искать начнут завтра или послезавтра, и за это время надо успеть пластическую операцию сделать. Адрес я дам и позабочусь, чтобы в клинике никаких записей и снимков не осталось.
— Что пластика… искать будут по коду ДНК.
— Это тоже не страшно. Код ДНК — в банке данных, а любые банки где-то выходят на человека. Значит, информацию можно сжечь или подправить.
— Я вижу, у тебя всё продумано. Долго готовилась?
— Экспромт. И богатый опыт тех, кто прежде через мои руки прошёл.
— Ладно, не думай об этом. Но тут есть ещё одна загвоздка. Тело я возьму, но не для себя.
— Деда Савва, не надо никого третьего вмешивать!
— Он и так в курсе. Силушка, молчальник, откликнись!
— Тут я, — произнёс дед с чуть иной интонацией.
— Деда Савва, у тебя, что же, сотельник есть?
— Есть, Сонюшка, как не быть. Помнишь, я говорил, что тоже у Лёвки в подопытных хожу? Так вот, лет двадцать назад, мне уже было за девяносто, а телу этому порядком за восемьдесят, пришёл ко мне Лёвка и предложил записать в мой мозг личность только что родившегося младенца. Эксперимент мерзкий, жестокий и, главное, как есть бессмысленный. Не выживет младенец в таких условиях. Я всё по-хорошему объяснил, а Лёвка говорит: «Или соглашайся, или я этот материал сотру». Для него — материал, а ведь там живой человек. Пришлось соглашаться. Где только мерзавец младенца достал? Там же личности ещё нет, всё в потенции…
— Мало ли, где можно достать. Например, пришёл к нему папа-стерх, женатый на нормальных женщинах, и попросил одного из сотельников новорождённого сына удалить.
— Знаешь?
— Только что придумала.
— Понятно… Так вот, пришлось мне на старости лет нянькой заделаться. Ребёнок ручками-ножками пытается сучить, а у меня они не детские, слушаются плохо. Помогал ему, как мог, ценный опыт накопил, об этом отдельную статью писать можно. Он в рот, что ни попадя тащит, а попробуй вмешаться — задавишь младенца. Он ходить учится, потом бегать-прыгать, а люди говорят: «Старик в детство впал». С ним играть надо, а как? Нашёл ассистента — Сашеньку-дурачка. В барашки с ним не поиграешь, он удержу не знает, и себе, и мне голову разбить может. А в ладушки очень неплохо получалось.
— А я гадала, откуда в нём страсть к ладушкам.
— Я научил, откуда же ещё. Так и вырос мой названый брат, без детства, без юности. Я уж думал подобрать ему бомжовое тело, где не слишком много сожителей, а то ведь этому недолго дотлевать осталось.
— Так, может, вы оба в новое тело перейдёте?
— Я в старом останусь. Силушке жить надо, а мне даже не доживать, всё дожито. Нынешнему телу сто восемь лет, а я его постарше буду. Ты книгу с полки сними, там в предисловии сказано, когда мы с Силантием родились. Нынешнего моего сотельника тоже Силантием зовут, я и назвал, мне так привычнее. Силушка, скажи что-нибудь, а то Соня решит, что я тебя придумал.
— У вас уже всё сказано, — отозвался тот же старческий голос.
— Верно, — согласилась Сонечка. — Давайте за дело браться. Нехорошо, если тело долго без человека лежит.
— У меня есть кое-что из приборов, — предложил дед Савва, — или ты сама?
— Сама. Вы только слушайтесь и не пугайтесь.
Казалось бы, ничего не происходит. Сонечка приблизила лицо к деду Савве, едва не коснувшись его лбом, затем повернулась к телу Рината. То, что час назад было Ринатом, а теперь стало Силантием, открыло глаза.
— Сразу не вставай, — предупредил дед Савва. — Голова закружится.