Трахни мать, убей отца, трахни мать…
Голос Пола стал нетерпеливым.
Джим…
Джим застыл, но как только он встал на ноги – Эдипов напев наконец прекратился – его взгляд упал на маленький телевизор. Он увидел Джонни Кэрсона, губы которого молча двигались, затем схватил телевизор и швырнул его в сторону контрольной комнаты, заставив Пола и звукорежиссёра инстинктивно пригнуться. Телевизор отскочил от толстого звуконепроницаемого стекла, отделявшего аппаратную, и приземлился на полу. Джим, казалось, был в недоумении.
Пол прервал работу и предложил бывшей с Джимом девушке отвезти его домой.
Не-е-ет, – сказал Джим, протестуя, – пойдём лучше погуляем, парень. – Пол отрицательно мотнул головой и загрузил Джима в машину девушки. Она выехала на Сансет Стрип. Джим что -то бормотал.
Трах… ма…, убей от…, трах… ма…
Потом он отчётливо произнёс: “Давай назад, в студию”, открыл дверцу машины и выскочил наружу.
Он побежал назад, взобрался на ворота высотой в 2,5 метра, каким-то образом преодолел ещё две двери, ведущих в студию. Он тяжело дышал, сбрасывая с себя ботинки, джинсы и рубашку.
Трах… ма…, убей от…, трах… ма…
Голый, он схватил одну из больших песочных пепельниц и куда-то забросил её. Потом он снял со стены огнетушитель и разбрызгал по контрольной комнате химическую пену, по стенам и инструментам, разбив попутно одну из гитар Робби и арендованный клавесин.
Наконец, Джим бросил огнетушитель. Он услышал голос.
Джим! Джим! Ты здесь?
Это был Пол Ротшильд, вызванный Билли Уинтерс – девушкой, которую Джим оставил посреди Сансет Стрип. Они оба вглядывались внутрь через ворота. Джим выбежал наружу.
Ха, парень, я так ра-а-ад видеть тебя! Иди сюда, парень, давай запишем… давай запишем несколько песен.
Подожди минутку, Джим, – сказал Пол. – Я думаю, нам нужно уйти отсюда, давай проведём этот вечер где -нибудь в другом месте. Мы так разоримся. Какой глупый путь к провалу.
Джима уговорили уйти, но он забыл свои башмаки, и на следующее утро Пола вызвал к себе владелец студии. Посреди общего разгрома он нашёл эти башмаки. А не хотел бы Пол найти того, кому они принадлежат? Пол сказал, что пошлёт сообщение в “Elektra”, а когда в тот же день “Doors” пришли в студию, там было совершенно чисто, и о понесённом ущербе не вспоминали.
О’кей, – сказал Пол, – сегодня мы запишем “Конец” и, я думаю, за один дубль.
Они записали его за два дубля.
Позже, когда Рэй, Джон и Робби смеялись над Джимом по поводу “пожара”, который он учинил в студии (Пол как-то рассказал им об этом), Джим всё отрицал. Пепельница, – тыкали они ему, – химическая пена.
Нет, – говорил Джим, – в самом деле?
Рэй первым появился на сцене, зажигая трубку фимиама. Затем выходили Робби, Джон и, наконец, Джим – упругой походкой уличного панка.
Они выступали в шикарной новой дискотеке “Ondine” у моста 59-й улицы Манхеттена. Это был один из весьма приличных клубов, предназначенных для высшей городской богемы, брехтовское кабаре, где празднование апокалипсиса было столь же обычным явлением, как и курение марихуаны. Это было первое “загородное” выступление группы. Нью-Йорк-Сити!
Глаза Джима закрыты, голова дерзко откинута назад. Он поставил ногу на основание микрофонной стойки, трясь промежностью о её стержень, время от времени встряхивая гривой вьющихся тёмных волос. У него за спиной Робби взял первые гипнотические ноты “Человека чёрного хода”.
Вопль, лай пумы в ночи – и затем Джим запел: “О, я человек чёрного хода / Мужчины не знают, но маленькие девочки понимают…”
Слово вышло на улицу и разнеслось как дешёвый мексиканский табак. На другой вечер сюда явился весь цвет группиз. “Вам нужно посмотреть эту группу, – сказала одна из них всем своим подругам. – Певец вполне того”.
Несколько недель Джим бродил по улицам нижнего Манхеттена, пил пиво на Бауэри, заглядывал в маленькие бутики, открытые в Нижней части Восточного побережья, изучая попадающиеся на пути книжные магазины Четвёртой Авеню. Были у него и деловые встречи с “Elektra” – чтобы подписать соглашение о выпуске пластинки на “Nipper Music”, одной из компаний Джека Холзмана, названной в честь его десятилетнего сына; чтобы утвердить фотографиюна конверт диска; чтобы с неохотой согласиться подредактировать “Прорвись насквозь ”, так что строчка “Она получит кайф / Она получит кайф / Она получит кайф” будет теперь звучать как “Она довольна / Она довольна / Она довольна”. Эта песня должна была стать первым синглом “Doors”, и Холзман боялся, что слово “кайф” разрушит эту воздушную пьесу. Из-за того, что у “Doors” было очень мало денег, они очень много времени проводили в гостинице “Henry Hudson” у себя в номерах, смотря по телевизору “мыльные оперы ”, куря траву; временами, когда становилось скучно, Джим на руках свешивался с поперечной балки гостиничного окна.