Джим серьёзно относился к своим фанатам, и он действительно считал, что Денни выполнит эту работу с чуткостью, не то что коммерческая служба, о которой подумывали “Doors”. Таким образом, Денни стал чаще появляться в офисе, бросая школу ради того, чтобы быть рядом с людьми, к которым его так тянуло.
Как-то днём в пятницу, несколько недель спустя, Джим небрежно спросил Денни, почему у него такая короткая стрижка. Денни сказал, что подстричься его заставили родители.
– Они тебя заставляют? – нахмурил брови Джим. – Ну, больше они не заставят тебя стричься.
– Почему нет?
Потому что я так сказал, – заявил Джим. – Потому что я им не позволю. С этого момента ты не должен делать ничего такого, чего ты делать не хочешь. Ты не должен стричься, если ты этого не хочешь, понял? – Джим ткнул пальцем в грудь Денни. Он знал, что его внимание переворачивает всё в мире Денни. – В следующий раз, когда они будут тебя ругать, скажи мне, и я скажу тебе, как с ними справиться.
Его сильнейшее пьянство продолжалось. Как и все другие аспекты его поведения, оно не могло прекратиться. Кроме того, по многим причинам, больше всего Джим тяготился давлением группы, поэтому ему давали пить, если ему было это нужно или если он этого хотел. Фактически, Джим был в состоянии что-то делать, если только он этого хотел, не заботясь о том, насколько это нравится окружающим, и он это делал. Это не было преднамеренно, но зато это было саморазрушительно.
Он становился толстым и пассивным. В волосах появилась седина. Живот свисал теперь над низким поясом его кожаных джинсов, и, чтобы скрыть его, он стал носить рубашки поверх штанов. Когда какой-то фан, встреченный им на улице, сказал ему, что он толстеет, он записался в Клуб здоровья на Беверли Хиллз, на членство в котором он потом не обращал внимания.
Хуже того, Пол Ротшильд сказал ему, что он теряет голос. Пол никогда не считал, что у Джима был большой певческий талант, хотя иногда он говорил, что Джим был “первым настоящим эстрадным певцом со времён Фрэнка Синатры ”. Но у Джима “не было головы певца. Он больше думал о театральности, чем о вокале. А пьянством он уничтожал свой голос ”.
Его всё ещё шумно приветствовали. В первые месяцы 1968-го года читатели “Village Voice” назвали Джима вокалистом года. (“Doors” были признаны также дебютом года, Рэй Манзарек стал третьим музыкантом года, после Эрика Клэптона и Рави Шанкара, а первый альбом группы стал вторым альбомом года, уступив только “Сержанту Пепперу”). Семистраничный материал в журнале “Life” доказывал состоятельность и грамотность “Doors”, кроме того, здесь был и сочувственный отзыв о нью-хэйвенском аресте Джима. Группа попала также в справочник “Кто есть кто в Америке” – редкая честь в их жанре.
Но, как критик Дайана Триллинг написала о Мэрилин Монро, слава рано или поздно протягивает звёздам свою недобрую руку; она назвала это Законом Отрицательной Компенсации. Джим протянул ей свою руку в июне, на запланированной встрече “Doors”.
Он припарковал свою машину “Shelby GT 500 Cobra” (у него всегда были только американские машины) на стоянке у бара под открытым небом рядом с офисом “Doors” в Западном Голливуде. Он заметил, что в нижней репетиционной комнате никого не было, поэтому по наружной лестнице он медленно поднялся наверх и открыл дверь.
В первой комнате было три или четыре одинарных столика, дешёвая кушетка, фотография, кофеварка и обычный беспорядок из фанатской почты, журналов, газет и записей альбомов. В углу была крошечная ванная комната с душевой стойкой. На стенах офиса висели золотые записи “Doors”, которых было теперь четыре.
Джим молча прошёл к своему столику в заднем углу, ничего не говоря другим присутствующим: секретарю, Биллу Сиддонзу, другим “Doors”. Он мельком глянул на самое необычное и интересное письмо дня из фанатской почты – такое ежедневно откладывалось по его просьбе – затем вытащил из бумажного пакетика холодный гамбургер и откусил от него. Он жевал медленно, так же медленно двигался и говорил. Через минуту-другую он взглянул на остальных и сказал, что уходит из группы.
Что?! – Все разом обернулись.
Я ухожу, – сказал Джим.
Все заговорили одновременно. В конце концов наступило молчание, и Билл спросил:
Почему?
Это не то дело, которым я хочу заниматься. Раньше хотел, а теперь нет.
У “Doors” была устоявшаяся политика: если они в чём-то не согласны – по поводу концерта, песни, чего угодно – это не делалось: всем правило единодушие. У Джима был только один голос из четырёх, но его нельзя было игнорировать.