В течение примерно часа Джим дразнил публику и призывал её присоединиться к нему на сцене, и к исходу первого часа концерта фаны двинулись вперёд. Один из организаторов заявил в микрофон, что “кое-кто допрыгается” и пригрозил закончить концерт раньше времени. Подростки немного успокоились. Но и теперь толпа из более чем сотни человек кружилась, танцевала под музыку “Doors”, каким-то образом всё ещё продолжавших играть.
Мы не уйдём, пока не свернём эти скалы, – кричал Джим. Он начал танцевать с двумя-тремя девушками. Сцена раскачивалась так, что Джон и Робби думали – она вот-вот рухнет. Ещё больше подростков цеплялось за выступы на краю сцены, пытаясь подняться наверх. В конце концов один из “секьюрити”, имевший чёрный пояс по каратэ, влез в толпу на сцене и профессиональным лёгким движением выкинул Джима со сцены. Он приземлился на свободном пространстве, вскочил на ноги, будто змея в человеческом обличье, и потащил за собой сотни подростков. Через несколько минут он промелькнул на балконе, помахав толпе, затем скрылся в раздевалке. Концерт закончился.
В раздевалке сидело около двадцати человек и, казалось, все они говорили одновременно, сокрушаясь, сколько погибло аппаратуры, и выражая обычное и неизбежное недовольство публикой. Позже Билл Сиддонз скажет, что Джим произнёс фразу типа: “Ах-ха, я думаю, ятаки здесь разделся”. Все остальные настаивают, что он сказал другое: “А теперь поcмотрим, как Buick использует “Зажги мой огонь””. Некоторые говорят, что он смеялся, всё ещё “хорошо проводя время”, и так и не сказал ничего запоминающегося и относящегося к делу. В общем, настроение было светлое. Отчасти – из-за облегчения, которое каждый испытывал после каждого концерта. А также и из-за шуток, которые последовали за сообщением о том, что Сиддонз заплатил одному полицейскому за фуражку, которую Джим с того снял и бросил в толпу. Даже несколько присутствующих здесь полицейских смеялись, вспоминая, как хорошо они провели время.
Через час только Винс и гастрольная команда “Doors” плюс несколько человек из охраны остались в бывшем самолётном ангаре, а теперь – концертном зале, упаковывая и разбирая остатки дорогой аппаратуры. Сцена была сломана и ужасно наклонена, но самое большое впечатление, вероятно, производила гора пустых винных и пивных бутылок, штанов и бюстгальтеров – в таком количестве, что можно было бы открыть магазин дамского белья с неплохим запасом товара. Винс вспоминает это так: “Каждые метр-полтора валялось чтонибудь из одежды”.
Это Джиму могли помешать раздеться и приблизиться к краю, но, очевидно, никак не его публике в Майами.
Через три дня, которые Джим провёл на Ямайке, как и собирался (но без Памелы), будущее его и “Doors” было спланировано политиками из Майами, полицией и прессой. В воскресенье одна из майамских газет написала, что Джим сбросил со сцены трёх полицейских прежде, чем другие трое схватили его самого. В понедельник где-то процитировали высказывание сержанта полиции: “Вы добились того, что подросткам можно доверять. Их можно только похвалить. Этот парень сделал всё самое ужасное, чтобы начать бунт, но подростки не двигались”. Исполняющий обязанности шефа полиции заявил, что, как только ему удастся найти полицейского, который даст показания о преступлениях, он выдаст ордер на арест Джима.
В тот же день политически амбициозный помощник городского управляющего раздражённо вопрошал: “Как это могло случиться в зале нашего города?”
Ко вторнику уже шла борьба за влияние, как только президент Криминальной комиссии Большого Майами, бывший прокурор города, потребовал тщательного расследования с участием присяжных; государственный адвокат, президент Майамского биржевого клуба, написал письмо мэру Джексонвилла, советуя ему отменить запланированный на следующие выходные концерт “Doors”; капитан полиции из отделения внутренней безопасности заявил, что он непременно выпишет ордер на арест Джима, а девятнадцатилетний бывший футболист по имени Майк Левискью начал вести в местных католических газетах работу по созданию объединения против непристойности.
Топор упал на голову в среду, 5 марта, когда Боб Дженнингс, двадцатилетний служащий адвокатской конторы, согласился стать истцом в деле, и Джима обвинили в одном уголовном преступлении – непристойном и похотливом поведении, и в трёх проступках – неприличном раздевании, откровенном богохульстве и пьянстве. Это было обвинение в преступлении, весьма интригующем и публично обсуждаемом, а в более подробном изложении утверждалось, что Джим “непристойно и похотливо показывал свой член, трогал его руками и тряс им, а потом ответчик симулировал мастурбацию на себе и оральные отношения с другими ”. На пресс-конференции, которую дал исполняющий обязанности шефа полиции, было заявлено, что если Джим будет по этим обвинениям осуждён, то он может быть отправлен в Рэйфордскую тюрьму – одну из главных во Флориде – на семь лет и 150 дней. На следующий день имя Джима и “Doors” с позором появилось на первых страницах газет по всей стране.