Теперь, в понедельник 10 августа, в ожидании такси, чтобы доехать до здания суда, Джим шутил о знамени Agnew. Он был одет в ковбойские ботинки, чёрные джинсы и мексиканскую крестьянскую рубашку, и нёс с собой школьную тетрадку.
О’кей, – сказал он наконец, – поехали. – Он сел в такси с Бэйбом, своим адвокатом Максом Финком и рекламным агентом “Doors” Майком Гершманом. Остальные трое “Doors” и Тони Фанчес поймали вторую машину.
Через полчаса Джим был в Здании Правосудия графства Метрополитэн Дэйд, стоя у входа в отделение “D”, и тасуя пачку из 150 фотографий, которые ему только что вручил его майамский адвокат Боб Джозефсберг. Джим остался доволен фотографиями. Время от времени он останавливался, чтобы объяснить тот или иной снимок Бэйбу и другим присутствующим: “Смотрите, это где сочли, что я положил голову на гитару Робби, да? А это – я с овечкой… эта овечка оставалась совершенно спокойной и, клянусь вам, мурлыкала посреди всего этого хаоса. Я вижу что-то сатанинское, когда овцу ведут на убой. Да, да, и группа играла. Вы знаете, я начинаю верить в то, что я невиновен”.
Он всё ещё шутил, хотя и волновался. Как ни старался он быть небрежным и холодным – на публике он утверждал, что боролся за сохранение художественной свободы – он не мог избавиться от страха. Или от своей злости. За пять дней, проведённых во Флориде, они многое узнали ополитике и закулисной психологии дела в Майами. Судье Мюррею Гудману, назначенному замещать в суде свободную вакансию, в ноябре предстояли первые выборы. И в данный момент осуждение Моррисона увеличило бы популярность судьи. Возможно, Гудман был противопоставлен майамскому адвокату Джима Бобу Джозефсбергу, потому что тому было предложено судейство раньше Гудмана, и он отказался. Штат Флорида против Джеймса Моррисона, дело №69-2355, казалось, и против Них. Нас – тоже.
Макс Финк возражал против этих строк в прессе. Неделей раньше он собирался потребовать, чтобы присяжных отвели на спектакль “Волосы” и в кино – посмотреть “Woodstock”, чтобы они могли увидеть Джима в нужном контексте. Теперь он говорил так: “Вам придётся признать тот факт, что люди из другого поколения – типа группы Моррисона “Doors” протестовали против проблем, созданных их предками”.
Макс говорил, что суд будет длиться, вероятно, от шести до десяти недель, отчасти и потому, что он собирался вызвать сотню свидетелей защиты. Несколько месяцев для этого работал молодой юрист по имени Дэйв Тардифф, говоривший с потенциальными свидетелями, со всеми, кто готов свидетельствовать, что Джим не раздевался. Они добавили к этому ещё несколько свидетелей – экспертов, в том числе двух профессоров психологии из Университета в Майами, чтобы обсудить концепцию современных общественных стандартов; ассистента профессора английского языка, чтобы объяснить его понимание этимологии – раздела филологии, касающегося происхождения слов и словообразования; священника из университета – чтобы тот заявил, что слова Джима были не богохульны, а полемичны; и редакторов отделов развлечений и газет Майамского Пляжа – чтобы рассматривать действия Джима в местном контексте, свидетельствуя о сквернословии гостиничной и бульварной литературы, которое оставалось незамечаемым.
Затем судья Гудман объявил, что расписание судебных дел у него очень плотное, и до среды процесс не начнётся. Так что во вторник Рэй, Робби и Джон наняли машину и уехали в Кей Вест, в то время как Джим оставался в своей комнате и читал.
Если, – спрашивал Макс через два дня каждого из возможных присяжных, – свидетельские показания дадут понять, что мистер Моррисон делал вещи, которые описаны в бестселлерах и показаны в пьесах, сочтёте ли вы, что он должен пользоваться такой же защитой закона, как и все остальные? Если мистер Моррисон использовал слэнговые выражения, которые лично вам неприятны – несколько четырёхбуквенных слов – и эти самые выражения на словах и в действии являются частью спектра разногласий в нашей стране и употребляются в пьесах и книгах молодыми людьми этой страны, будете ли вы этим оскорблены?