– Кэсси, я….
–Не надо.
Её резкий отказ сбил меня с толку.
–Что?
Она не переставала что-то писать.
–Не надо меня жалеть. Жалость обозначает ощущение превосходства над человеком, которого жалеешь. Я не нуждаюсь в твоей жалости.
Мне вдруг стало жутко стыдно. Почувствовав, как лицо стремительно краснеет, я неожиданно выпалил:
–Вот ещё, жалеть? Тебя? Жену киборга? Больно надо!
И я усердно принялся что-то строчить, делая вид, что полностью погрузился в ротовой аппарат жуков.
Некоторые моменты нашей жизни даже спустя время признаются нами неизмеримо страшными. В жизни каждого есть такая ситуация, воспоминания о которой заставляют произвольно бежать по спине целые полчища мурашек. Когда-нибудь я забуду то, как в сильную грозу карабкался вверх по скользким кускам металла, цепляясь за то, что когда-то могло думать или двигаться, выплевывая попадающие в рот ручейки чего-то гадкого и ощущая, как вся носоглотка наполняется парами бензина. В темноте мелькали редкие отблески капель, мокрая и рваная одежда прилипала к телу, а в увязающих в мягкой жиже кроссовках громко хлюпало. Я ускорялся с каждым шагом в неимоверном желании просто взять и телепортироваться. Я закрывал глаза, и каждый раз передо мной вставала картинка нашей уютной прихожей с цветочной вазочкой под зонтики. От ощущения, как сейчас это все далеко, хотелось выть. А на стенах и железных обшивках хлопали от ветра благотворительные плакаты. Плутая среди завалов мусора, я забрел в старый парк аттракционов.
Это когда-то шумное место притягивало к себе сотни людей. Уставшие от скучной жизни, переполненной проблемами и обязанностями, взрослые приходили сюда в поисках утерянного когда-то кусочка детства, а дети – во имя сладкой ваты, мороженого, воздушных шариков и целого моря поводов растратить свою энергию. Когда-то эти черные страшные развалины горели тысячами разноцветных огней. Между аттракционов с билетиками ходили клоуны и объявляли загулявшимся, что, увы, через несколько минут рабочий день парка заканчивается, и страна радости сложит свои счастьеметы до следующего дня.
Или до следующего века, кто теперь скажет наверняка. Теперь самый продвинутый автоматизированный парк аттракционов, превосходящий по технологиям даже лучшие японские центры развлечений, безмолвно стоял, превратившись в часть одной из самых огромных свалок планеты.
–Смотрите-ка, ребят, вот это кадр!– раздался бас со стороны, казалось, комнаты смеха. Из темноты отделилось несколько фигур. Меня окружили, отрезав все возможные пути отступления.
–Погоди-погоди! – мне в лицо ударил яркий луч света заставивший меня поморщиться,– А разве это не тот мальчишка, что был в той газете? Ну, этот, архитектор?
–Ну-ка…– справа зажёгся ещё один свет. Мне не оставалось ничего как позорно жмуриться и пятиться назад.
–Он самый! Это же мальчишка администрации,– сказал первый голос.
–А что это мы здесь делаем?
Я продолжил пятиться, но нечаянно наступил на кого-то сзади.
–Послушайте, парни, я…..давайте уладим это мирно. Я уже ухожу, хорошо?
Бас перебил меня, устрашающе приближаясь вместе со своей тёмной фигурой .
–Ясное дело – деловая личность. Вадик?
Из-за моей спины раздался тонкий голос:
–Да?
–Ты когда-нибудь бил шпиона?
–Оо, сотни раз.
–А шпиона-архитектора?
Твёрдая холодная земля исчезла из-под ног и появилась, выбив из лёгких воздух. Как, однако, сложен мир. Я кое-как стянул со спины и обхватил рюкзак, стараясь защитить его от месящих мою тушку со всех сторон ног. Я чувствовал, как внутренности превращаются в ливерную отбивную, а рот наполняется кровью и думал, думал, что бы сделала Кэсси Клер, окажись она здесь. Меня били – за что? Вероятно, за то, что я работал на тех, кто лишил их прав. Но в то же время я был и тем, кого лишили их вместе с ними.
Бывает, истина познается через физическую боль. Достаточно просто выйти из зоны своего комфорта, чтобы все наконец стало предельно просто и ясно. Единственно правильная оценка ситуации исходит лишь от человека, не обремененного рамками собственного самолюбия.
Знаменитые монахи Шаолинь посвящают себя воспитанию не только "внутреннему", но и "внешнему", проводя огромное количество времени за изнуряющими физическими тренировками ради достижения чистого разума. Я лежал в луже грязи, чувствуя, как печень превращается в кашу, а в почки вонзают свои маленькие острые зубки тысячи пираний и осознавал, что я это заслужил. Всё, чего я был достоин – вот эти десятки пинков, обрушивающихся на меня, словно камни на дно ущелья.