Салтыков-Щедрин говорил: «Нет опаснее человека, которому чуждо человеческое, который равнодушен к судьбам родной страны, к судьбам ближнего». Ричард Эберхард сказал: «Не бойся врагов – в худшем случае они могут тебя убить. Не бойся друзей – в худшем случае они могут тебя предать. Бойся равнодушных – они не убивают и не предают, но только с их молчаливого согласия существуют на земле предательство и убийство». Я виноват не в том, что бродил по свалке ночью. Я виноват в том, что знал, что что-то происходит, но ничего не собирался предпринимать. Надеялся остаться в стороне. Верил в то, что меня это не касается. Чёрт возьми, да я самый мерзкий преступник на этой свалке; сколько таких ходит по земле?
Грязь скрипела на зубах, смешиваясь с металлическим вкусом крови. Парк не был мёртв; парк пробуждался ото сна миллионами ярких электрических огней, и пинки, и боль, и детский смех, перебивающий весёлую карусельную музыку.
«Шпион-архитектор?»
«Папа, я хочу кушать!»
«Какого цвета шарик хочешь?»
«Нельзя построить символ мира, когда мира нет»
«Синий или красный?»
«Мой фирменный бутер – лучший, что ты когда-либо ел в жизни»
«Или, может быть, зелёный?»
«Мама? Папа! Где вы?
Мама? Я хочу домой!
Я ПОТЕРЯЛСЯ!»
Глава5
Даже худшие моменты жизни свойственны заканчиваться. Я не помнил, как добрался домой, я даже не помнил, было ли это в ту же ночь. Сразу после этого меня свалила сильнейшая лихорадка – несколько дней я лежал в диком бреду, мне мерещилась всякая дрянь. Маленький мальчик с щенком по имени Арчибальд водил меня между завалами железного мусора, где за аккуратно сервированными столиками сидели люди в дорогих платьях и костюмах, пили вино, смеялись и ели, ели, ели, а вокруг во фраках и с подносами ходили люди с железными частями тела и чёрными глазами-объективами, и тощие клоуны в обвисающих костюмах с заплатками раздавали бесплатно шарики, сшитые из кусков старой одежды и почему-то летающими в воздухе. Меня усадили за столик, за которым сидели Юсиф, Мистер Вольный, Тётя Люда и почему-то Генри. Киборги-официанты поставили перед каждым из нас на тарелках супер-гамбургеры со свечкой, воткнутой в каждый из них. И огромный экран, появившийся тут же, вдруг зашипел и выключился. Я посмотрел на него и увидел в отражении себя, сидящем в обществе железных скелетов. И, словно рентгеном, сквозь мою кожу на руке, левой части тела и лица – просвечивало, являя наружу металлический корпус механизмов и схем.
–Смотрите на него!– крикнул кто-то из толпы. Сотни объективов уставились на меня чёрными глазницами, и со всех сторон раздался многоголосый хор металлического смеха.
Маленький мальчик испуганно прижал к себе щенка и покачал головой.
Разбудил меня звонок. Телефон пронзительно верещал с первого этажа, завинчивая шурупики в мою налившуюся свинцом голову. Я открыл глаза и бездумно уставился в потолок. Я был болен. Ужасно болен и настолько же ужасно глуп. Я -Болконский? И вот он, тот снаряд, подкосивший меня на поле боя? Телефон наконец-то замолчал, я облегченно перевалился на другой бок, когда он зазвонил снова. Пришлось собирать силы в кулак и рывком приводить свою тушу в вертикальное положение. Спустя затраченных на путь несколько минут, удивляясь настырности звонившего, я поднял наконец трубку.
–Да?
–Мой дорогой мальчик! Ну и заставил же ты меня поволноваться! Куда ты пропал?
Нет, не похож он на Денисова, честное слово. Это гном. Болтливый садовый гном.
–Я слегка приболел…
–Какой кошмар! А что насчёт моего задания? Я знаю, может, сейчас не время, но было бы замечательно, если бы результаты были у меня к ближайшему четвергу. Справишься, дорогой?
Да, конечно, за моё здоровье ты так безумно волнуешься. Было бы ещё замечательнее, скажи ты мне, какой день недели сегодня. Я попытался вспомнить, где оставил рюкзак с фотоаппаратом и записями. Я хотел закончить этот телефонный разговор, но никак не мог найти достаточно деликатного способа. А Юсиф был тем самым человеком, который не переставал щебетать даже в том случае, если бы собеседник держал в руках табличку с просьбой заткнуться или плевался от злости ядом. Такие люди готовы заливать сироп, вырабатываемый в минизаводе где-то внутри его гортани, тебе в уши бесконечное количество времени. Поэтому я ещё раз поморщился от головной боли и нажал на кнопку громкоговорителя, принявшись за приготовление себе чая. Мёд. Лимон и мёд, перед отъездом я выторговал небольшую баночку у нашего пасечника на старом рынке недалеко от моего старого дома. Лукас Элби продавал самый вкуснейший мёд, не сравнимый ни с одним из магазинных производителей. Я перепробовал все виды из его товара, но больше всего любил всё равно липовый.