–У меня… у меня есть свои люди. Человек, который знает язык их шифра. Я уже передал ему некоторые списанные отсюда сигналы и жду результатов. А теперь,– я сделал шаг в сторону и указал на дверь,– я пока всё ещё ваш начальник. Рабочий день ещё не закончился, я прошу вас продолжить свою работу.
Пётр недоверчиво буравил меня взглядом. почувствовав, как злость разгорается внутри меня, я поднял на него взгляд. Какое-то время мы молча смотрели друг другу в глаза, словно борясь невидимыми кулаками. Или же терпением.
В конце концов он психанул: плюнул себе под ноги и гордо, махнув по пути своему другу, вышел из подвала. Я даже почувствовал какую-то досаду: злость уже пробудила во мне желание кому-то вмазать. Они ушли, а я остался с зудящими кулаками и желанием сползти по стеночке. Так, теперь простите меня, но я буду действовать наверняка: Ленни нужно другое место, причём совершенно срочно.
Первым делом я спустился вниз, включил фонарик и положил на пол. Круги света вперились в бетон. Каморка была маленькой, едва давая возможность нормально развернуться и расправить плечи. Я открыл щиток и какое-то время потратил на созерцание завораживающее мигающих лампочек. Затем переключил зрение.
Кабель на самом деле шел не совсем так, как мне показалось в первый раз. Его длинное тельце пронизывало плиту пола подвала и уходило в сторону, к крайнему углу у подножия стены. Единственное возможное перемещение, которое я мог сделать с этим передатчиком, было лишь вдоль этого кабеля. Я мог бы как-нибудь его удлинить и перенести подальше, и тогда до нового месторасположения этой коробки тянулась бы вереница проводов. Для полной картины я бы даже мог тогда поставить указатели. Из сумки, что лежала перед дырой в полу, я достал домик. Будем идти в обратную сторону – вверх по кабелю, ниточке Ариадны до нового подходящего тайника. Я вздохнул: работа предстояла долгая и кропотливая.
Глава6
Такой парадокс. Вот машинист. Ближайшие двое суток он не увидит свою дочь, не сможет поцеловать свою жену на ночь. Ближайшие двое суток он будет на работе, без сна и почти без отдыха мотаться между городами, везти куда-то ворчливых людей с тяжелыми сумками, купивших на вокзале чипсы и курицу гриль с пивом и готовыми ночь напролёт критиковать политику. Вглядываясь постоянно в череду нескончаемых шпал, он посадит своё зрение и заработает камни в почках от литров выпитого кофе. Брать дополнительные смены и ни с того ни с сего срываться в очередные поездки на несколько дней. Зато в один день этот машинист разругается со своим начальством и пошлёт его ко всем чертям на том самом поезде, который ему надо было вести, ради того, чтобы пойти на выпускной своей дочери. Ради того, чтобы смотреть, как она, в самом лучшем, купленном за заработанные им всеми этими трудами деньги, праздничном платье выходит на сцену получать аттестат. Для него она сейчас самая красивая во всём белом свете. И именно в этот момент он понимает, что не зря посадил своё здоровье и больше половины своей жизни провёл за созерцанием рельс. И одновременно с этим он понимает, как много важных моментов её жизни за это время пропустил. Нам приятны жертвы, совершаемые ради близких. Но эти жертвы отнимают у нас больше, чем нам поначалу кажется.
С нового месяца увеличиваются налоги на жилищно-коммунальные услуги. Мои родители подумывают над тем, чтобы переехать в дом поменьше, чтобы не платить за второй этаж и наши пустые комнаты. Вероятно, больше я никогда не увижу наклееные на наши каракули нелепые обои в прихожей и мою рябину, стучащую в комнатное окно во время грозы. Отопительный сезон в квартирах сократили еще на два месяца, а воду из-под крана нельзя пить без предварительных кипячения и фильтрации. Я видел мэра города: он пожимал мне руку, когда проект Акассеи занял первое место на конкурсе; он собирается вновь открыть метрополитен. Все во благо города и его граждан, надо лишь немного потерпеть. "Ради светлого будущего",– гласит постер, и моя улыбающаяся фотография с поднятым кверху большим пальцем.
Это случилось ночью. Почему-то такие вещи обязательно случаются ночью. Я лежал и смотрел в потолок, меня уже давно упорно клонило в сон, но я боролся с этим чувством, почему-то не испытывая морального желания спать. Помимо кучи других, мне в голову залезали мысли о том, что я просыпаю огромную часть своей жизни, и от этого становилось как-то противно. Потолок еле просматривался в окружавшей меня темноте. Он не отвечал ни на один из моих немых вопросов.