В таком случае в качестве оружия мне подойдёт уже знакомая старая добрая кочерга. Достав её из корзинки для зонтиков и крепко сжав рукоятку, я на всякий случай осторожно принялся подниматься по лестнице.
Не сказать, чтобы играл выдающийся мастер. Музыка петляла, часто резко прерывалась и начиналась с другого момента. Время от времени в этих промежутках были слышны досадные ругательства. Я слушал эти звуки и думал, громко возмущаясь внутри себя. Какой обманщик! Слепой он, видите ли. Пельмени он вилкой не найдёт, а сам по клавишам только так наяривает. Ну ничего, я покажу ему вторую симфонию. Портфель я оставил на первом этаже, чтобы не мешал бесшумно передвигаться и удобно замахиваться. И я, главное, наивный баран. Уши развесил, полез нянчиться с бедным слепым мальчиком. Бедные слепые мальчики не играют на фортепиано, хотя бы потому, что они не видят клавиш. Или тех же нот.
Когда я был уже почти у конца лестницы, музыка вновь резанула и прекратилась. Пролетело несколько громких ругательств, и в наступившей тишине отчётливо стал слышен скрип ступенек под моими ногами. Я запоздало остановился; незаметно подкрасться уже не получится. Пауза затянулась, так прошло несколько тихих минут. Затем игра возобновилась. Мелодия была слегка медленней, исполнялась она аккуратнее: видимо, это произведение получше осталось в мышечной памяти пальцев. Я пропустил несколько счётов и продолжил взбираться наверх. В музыке всё ещё проскакивали ложные аккорды – их слышал даже я, совершенно не способный к игре на каких-либо инструментах чайник – но они уже не останавливали игру, а лишь являлись причиной редких недовольных фырканий. Однако наравне с этими звуками я все отчетливее стал различать долетающую до меня бессвязную возню, состоящую из поскуливаний, рычания и поскребывания когтями по дорогому паркету. Я осмелел и достиг конца лестницы уже резвее. Из открытой двери в огромный зал мне предстала такая картина.
За фортепиано действительно сидел мальчишка. Нахмурившись, он сосредоточенно перебирал пальцами по клавишам. Внизу, под ним, к ножке инструмента за веревку был привязан ни кто иной, как притащенный мной накануне щенок. Он старательно рвался в разные стороны, пытаясь освободиться, и тяжело дышал, когда удавка затягивалась на маленькой мохнатой шее. Рэй не обращал на это внимания. Стараясь войти в ритм, подобно всем музыкантам, он, словно неваляшка, покачивался вперед-назад, и костяные бисерины на его косичках сталкивались друг с другом. Я опустил кочергу вниз. Музыка вновь подскочила, резанув по ушам. Рэй раздраженно тряхнул головой, зарычав, и со злости ударил головой по клавишам. Недовольное таким жестким обращением фортепиано издало возмущенный звук. Наступила тишина, прерываемая возней и тяжелым дыханием собаки. В конце концов мальчишка поднял голову. Глаза его по-прежнему смотрели в никуда своими красными белками.
–Что стоишь, как в гостях? Заходи. Зацени, что я сделал.
И он продемонстрировал мне прислоненную до этого к боку инструмента палку от метлы с крепко привязанной к ней дверной ручкой и бутылочной крышкой на другом конце.
–Это моя палка-тыкалка. Палка-пихалка. Я пихаю ей это животное, когда она начинает баловаться. Да, как ты её назовешь?
Он нащупал и погладил босой ногой щенка. Правда, получилось скорее пихание, чем поглаживание. Я присел и отвязал бедное животное. Освобожденный пёс цапнул меня за руку и рванул от нас куда подальше. Я присосался к ране с тут же выступившими на ней каплями крови
–Ее?– пробормотал я,– живодер..
Мальчишка откинулся на спинку стула и протянул:
–Майааааа.. Или Акассея? В честь которой из своих пассий ты назовешь эту маленькую пушистую суку?
У меня жутко зачесались руки воспитать этого наглого юношу. И затем отдать собаке его порцию принесенной мной праздничной пиццы с ветчиной и двумя видами сыра. Нащупав крышку, Рэй опустил ее на клавиши фортепиано. Я бросил взгляд на его руки, испещренные царапинами и укусами. Он встал, и стул громко проскрежетал ножками по паркетному полу.
–Пошли.
–Куда?
В ответ мальчишка пихнул меня своей палкой.
–Поднимай зад и иди за мной.
После этих слов он, ощупывая своим самодельным костылем каждый сантиметр окружающего пространства, медленно начал продвигаться к стене. Я вздохнул и встал.
–Куда надо-то?
Но он продолжил черепашьим шагом перемещаться к краю комнаты. Я покачал головой и подхватил его под руку.