–Спустя столько лет мы наконец-то пришли к столь желанному результату! И в будущем все вы будете с гордостью рассказывать своим внукам, что стояли здесь на этой площади в этот торжественный день!
Он снова развел руки в стороны, словно в ожидании чьих-то объятий. Народ продолжал тихо шуметь. Юсиф тоже был здесь. Он стоял с другой стороны, нежели начальница Клэр. Меня он даже не замечал. Что-то изменилось: приторный сахарный сироп, излучаемый им раньше в мою сторону, резко сменился острым перцем и нагретым на раскаленной сковороде маслом. Простое раздражение и неприязнь, ранее испытываемые мной при его появлении, покрылись ощущением беспричинной тревоги, подстегивающей меня держаться от него ещё дальше.
Тем временем у микрофона проходила своя тусовка. Поздравить всех уже успели: и министр культуры и просвещения, и даже несколько депутатов Городской Думы. Я снова поймал себя на том, что с каким-то ожиданием вглядываюсь в толпу. Ну не мог я иначе!
Ты ведь наверняка сейчас тоже здесь, как папа и мама. Мы все снова вместе, на самом важном событии в моей жизни. Нет, я уверен, ты просто не могла этого пропустить. Я бы тебе такого не простил.
Хотя лучше бы тебя там не было.
Тетенька-организатор подала знак, и мы с Генри растянули перед входом ленточку. Мэр торжественно попросил в микрофон вынести ему символические ножницы. Подушку предоставили нести маленькому мальчику, одетому в вельветовый почему-то зеленый костюмчик. В этих жилетке и штанишках он походил на маленького лепрекона, которому не хватало клевера и чепчика. Если таковые вообще ходили в чепчиках. Мокрый, словно мышонок, он выбежал к мэру и стал, уцепившись в вынесенную им в руках подушку. Напуганными глазами малыш смотрел на мужчину перед собой. Мэр взял в руки ножницы, поднял их над своей головой, показывая народу. У меня в голове почему-то зародилась не свойственная моменту ассоциация, в которой он опускает их прямо остриями на бедного напуганного ребёнка. Малыша, видимо, посетила та же мысль, поскольку он весь съёжился, сделавшись ещё меньше. Покрутившись на месте, мэр города подошёл и медленно перерезал растянутую красную ленточку. Все взорвались радостными аплодисментами. Отчасти счастье толпы подстёгивалось тем, что тот жест означал конец торжественной части. Большая часть народа уже давно приготовилась стартануть к ближайшим шашлычным палаткам, запах от которых разносился по всей площади и даже выходил за её пределы.
Расправившись с лентой и вернув ножницы тут же удравшему мальчугану, мэр подозвал меня жестом руки.
–А сейчас,– провозгласил он в микрофон,– я хотел бы выделить человека, на чьих плечах был построен данный памятник архитектуры, ставший для нас сегодня главным объектом действия! Сынок, подойди ко мне.
Я подошёл. Теперь все несколько тысяч глаз смотрели на мою незащищенную фигуру.
–Этот симпатичный юноша – Алекс Бэй – не только принял на себя полномочия как проектировщика и планировщика, так и занял должность ведущего архитектора-реставратора. Более того, я спешу поздравить его, так как это его первый самостоятельный проект!
Он рассмеялся и похлопал меня по плечу.
–Я хочу пожать руку этому перспективному юноше. Возможно, в будущем – в каком-нибудь далеком, конечно – именно он будет стоять на моем месте.
Он снова немного наигранно рассмеялся, а я подавил в себе желание поморщиться. Да не дай Бог мне стоять на вашем месте, дорогой мэр. Он с широкой улыбкой повернулся ко мне и протянул руку. Я тоже улыбнулся и ответил на рукопожатие. Это был уже не первый раз, когда я жал нашего мэра за руку. Он уже поздравлял меня, когда мой реставрационный проект Акассеи победил на городском конкурсе. С тех пор на нём не изменился даже цвет рубашки: все тот же низенький рост, лысина на макушке, паутина морщин от краешков глаз и усталость в глазах. Невольно в голову вновь пришел Юсиф. Интересно, а какого цвета он пришел сегодня? А ладонь мэра была все такой же сухой и шершавой. Мы приветливо улыбались друг другу в лица и трясли конечностями, когда что-то резкое вдруг резануло меня по лбу; шляпа слетела с головы, отскочив куда-то в сторону. Я почувствовал, как по виску течет что-то горячее. Словно напуганный олень, я резко напрягся. Мои глаза широко открылись, а пальцы крепко сжали руку стоящего передо мной мужчины. Тот резко изменился: продолжая держать на лице улыбку, он наклонил голову и предупредительно уставил на меня пристальный взгляд. Торжественная музыка заглушала все возможные звуки. Едва ли кто-либо из толпы принял этот момент за что-то опасное. Успокойся, Бэй, и продолжай улыбаться. Это была не пуля. Это твой день, почему же ты так напуган?