За окном была теплая ночь. Ночь знаменательного дня, обернувшегося в какофонию. Это была кульминация, стационарный судьбоносный узел во времени и пространстве, в котором сходились все нити мироздания, на которых подвешена к небу земля, на которой мы живём. Возможно, сейчас ты ещё не можешь этого понять, думаешь, что я несу какую-то чушь. Но когда-нибудь ты поймешь. Только я больше не буду тебе писать. Потому что той ночью – я ещё расскажу об этом, немного позже – я тебя увидел. И , понял, что тебя уже давно не было. Мне это говорили сотни и тысячи раз уже не один год, но я наивно и глупо пропускал это мимо ушей, как последний баран упёршись в оставшийся в моей голове спасительный образ, уже совсем не твой, лишь идеал, навеянный миом глупым воображением. И я любовался этим идеалом, лелея его и протирая от грязи окружающей правды.
В одном высоком, красивом, роковом здании решалась судьба оставшихся ошметков человечества. Но эта история не об этом, я уже говорил. Этой ночью я лишился семьи. Также я лишился статуса и окончательно потерял окутавшие меня комфортным одеялом иллюзии.
Что будет с человеком, если отобрать у него прошлое? Что будет представлять из себя это существо без памяти? Сотни философов пытались найти ответ на вопрос о сущности человека. Джон Локк, западный философ 17 века, утверждал, что человек рождается «чистым листом», не имея ровно никаких инстинктов и навыков. Другие считали, что человек по природе своей порочен и дик, и только общество и цивилизация упрощается его, сажая в клетку морали и этики. Кто-то утверждал совершенно противоположное.
Что выйдет из человека, очищенного до степени новорожденного ребенка? Дадим ли мы свободу зверю, или же невинной чистоте девственного от пошлости разума? Или же получим чистый холст, на котором будем вольны писать иконы или даже кровавые бойни?
К сожалению, господин мэр перестал справляться с ситуацией. Вы будете иметь дело с исполняющим его обязанности.
–Опустили оружие, или я воткну эту вилку в глаз министру! – закричал официант в маске с острым носом.
–Увольте нас от этого зрелища,– брезгливо поморщился Юсиф, раздались выстрелы, и оба человека, заложник и официант, стремительно осели на пол. Их убили. Я бросил взгляд на Кэсси Клер: она продолжала стоять на месте, ничего не предпринимая. Мне не нужно было видеть её лицо, чтобы понять, как она была растеряна. Они были обречены.
И тут мое левое ухо пронзил звук выстрела. Я, как и часть повстанцев, резко обернулся на окно. Что-то происходило снаружи, что-то безумно важное и настолько же ужасное. Я бросил взгляд на мальчишку, чьё лицо словно окаменело. Но для меня в тот момент оно выражало целую гамму эмоций и чувств. Я понял, я вдруг ясно это понял: там, снаружи, возле Акассеи были люди. Его люди, пришедшие с теми, кто стоял в масках. Люди, верящие в то, что их проблемы увидят. Надеющиеся на то, что их поймут. Люди, ждущие признания, пришедшие за него бороться.
Стоящие в зале повстанцы застыли в безысходности. Прямо на них были направлены дула винтовок, а в их руках зажаты те, чья судьба уже никак не волновала угрожающих. Теперь эти заложниками были для них лишь обузой, связывающей руки.
И тут несколько человек резко сорвались с мест. Кто-то резко откинул в сторону министра, один же потащил заложника за собой, укрываясь им, словно щитом. Раздалась череда выстрелов, и тела попадали на пол. Послышались вопли и женский крик, вновь началась суматоха, продлившаяся пять минут. Когда желающие рискнуть своей жизнью закончились, Юсиф поставил бокал на стол и вновь обратился к гостям, прося их вернуться в свои гостевые: завтра всех ждёт тяжёлый, насыщенный день. Тем временем Рэй уже выбрался из-под тела мэра, тот был ещё живой, но уже едва подавал признаки жизнеспособности. Мальчишка наощупь пытался зажать ему рану, из которой вовсю хлестала кровь. В первую же ночь своего существования Жемчужина мира оросилась кровью.
Кровью, красной, словно яблоки на свежем снегу, словно томатный сок, пролитый на новый пол. Красный-красный-красный…. Я сидел на стуле, пялился в пространство невидящим взглядом, перед которым одна за другой менялись несколько картинок. Кровь на новом полу, бесстрастное лицо воинов Защиты и…. перепуганные глаза матери, на которые я наткнулся прежде, чем нас увели из зала.