Быстро забрав два запасных магазина, он резво сорвался с места. Насколько не спешил до сих пор, настолько теперь гнал вперед – протискивался, проползал, карабкался вверх и спрыгивал вниз. Кто-то заметил его, пустил очередь. Он не стал отстреливаться, отвечать.
Красиво, конечно, было бы занять оборону, вступить в схватку теперь, когда он обзавелся оружием. В двадцать с небольшим Рублев, наверное, поступил бы только так. Но теперь он уже знал цену геройству. За геройством кроется не правильный расчет, своя или чужая ошибка. Если это ошибка начальства и деваться уже некуда, тогда геройствуй – может, и медаль повесят… Если отвечаешь сам за себя, тогда подвигам не должно быть места.
"Не ввязываться в драку, не огрызаться на лай из первого попавшегося ствола”, – таково было его кредо. Помнил, во имя чего он здесь.
Ворона с Аллой постепенно осваивались на чужой заброшенной даче. Она подмела мышиный помет, протерла пыль. Как только стемнело, он наносил воды из колодца, залил в емкость для летнего душа.
– Спасибо. Пойду сполоснусь.
– Завтра сходишь, когда согреется водичка.
– Нет уж, я до завтра не доживу.
– Обмылок я здесь нашел, а вот полотенце… – Вороне нравилось заботиться о женщине, лишь бы это только не вменяли ему в обязанность.
Алла задержалась, обсыхая на теплом ночном ветерке. Вернулась довольная, с влажными волосами и кожей.
– А ты не хочешь?
– Еще столько же таскать? Ну его на фиг. Она чувствовала себя легко и свободно с этим парнем в черных джинсах. Незаметно закурили, стали говорить “за жизнь”.
– Сразу не разберешься, где повезло, а где – нет, – философски заметил Ворона. – Вроде бы удача, большие бабки оторвал. Оказалось, это только начало. А дальше пошло, поехало.
– Большие – это сколько?
– Хватит, чтобы превратить эту лачугу в шикарную виллу.
Ворона не столько хотел скрыть свои достижения, сколько заинтриговать. Он хорошо знал, что женское любопытство, это уже влечение.
– У меня тоже случались такие варианты. Вроде думаешь все, попала в светлое будущее. А потом такой мрак начинается.
Стала ругать турецкого друга, соблазнившего ее уехать.
– Решил домработницу бесплатную заиметь. Они там уверены, что каждая баба из бывшего Союза готова трудиться день и ночь, как пчелка, ради права жить за бугром.
– Знаю, слыхал. За рубежом – за рупь ежом.
– Из-за вас, между прочим, мужиков недоделанных. Не можете нам здесь пристойную жизнь обеспечить.
– Легко сказать. Может, ты подскажешь?
– Это не для слабых умов, – отмахнулась Алла.
Свет обязались не зажигать, и она чувствовала себя непривычно: в темноте, наедине с мужчиной, но не в постели. Как будто вернулась в детство, в собственный двор, где высиживала на лестнице до последнего, когда остальных уже зазывали домой. Оставались вчетвером, потом втроем, вдвоем, рассказывали разные истории.
Вот и сейчас Ворона красочно описывал случаи из своей практики. Ее не волновало, чистая это правда или приукрашенная.
– С тобой опасно связываться, – сказала она, как сказала бы девочка Алла.
– Я самый безопасный человек на свете. Прихожу и ухожу тихонько, никого лишний раз не побеспокою.
За окном колыхались от ветра густые заросли сорняков, стрекотали кузнечики.
– В городе тишина другая, правда? Как по-твоему, долго нам здесь еще торчать?
– Без понятия. Мне пока еще не надоело. Подождем Бориса, посмотрим, какие есть варианты.
– Ты про него, наверное, больше моего знаешь. Чем он вообще занимается, что здесь потерял, в Баку?
– Со мной тоже не делился. Он вообще дядька серьезный, думаю и дела у него такие же серьезные. Не личный интерес.
– Я сперва ругала его про себя – какого хрена нужно было моим братом представляться? Теперь думаю: был бы у меня на самом деле такой старший брат…
– Разница в возрасте приличная. Для бати еще молод. Для брата староват.
– Еще поймала себя на мысли, что волнуюсь – как он сейчас? Разбирается с кем-то или с ним разбираются?
– Если я что-то в этом деле волоку, то опыта ему не занимать.
– Все в жизни – дело случая, тем более, когда начинают стрелять. Было бы здесь что пить, выпили бы за него, за удачу.
– Чисто, я уже все исследовал. Даже сорняки, думал, может, конопля найдется.
– На планохора ты не похож.
– “Ай спасибо, джана, за посылку. Ай, спасибо, джана, за мастырку. Этих мусоров ты обманула и кусочек плана мне вернула”, – тихонько напел Ворона и засмеялся.
– Помню. У нас пацаны во дворе пели под гитару.
– Ее уже лет сорок поют… Я не планохор, балуюсь только иногда по чуть-чуть, чтобы сердце не посадить.
– Ладно, не оправдывайся. Все мы хороши!
Глава 5
Комбат затих в обнимку с автоматом под колесами навсегда застывшего грейдера. Здесь внизу валялись кучей сотни больших и малых деталей, словно высыпавшиеся из чрева машины: винты, гайки, хомуты, прокладки, шарики и обоймы от подшипников. Все раскуроченное или насквозь проеденное ржавчиной – более или менее сохранившееся давно уже забрали “золотоискатели”.
Сбежавшиеся с разных концов свалки боевики бродили вокруг, переговаривались, проверяли все подряд. Иногда, опасаясь залезать внутрь той или другой машины, расстреливали ее из автоматов. Если даже они заглянут сюда, под грейдер, то увидят только гору мелочевки, больше ничего…
Опасность пока миновала, чеченцы прошли дальше. Комбат лежал и думал о том, что ему нужно подобраться поближе к транспорту, на котором явилась эта команда. Запомнить номера “Урала” и обоих микроавтобусов. Большого начальства пока нет. Если оно так и не явится, тогда вряд ли он что-то поимеет, кроме этих номеров.
Рацию он выкинул почти сразу. Было, конечно, искушение подержать ее немного у себя, послушать врагов. Но, во-первых, они вряд ли будут болтать лишнее, во-вторых, его познания в чужом языке непростительно слабы. В-третьих, одиночке лучше не иметь с собой никаких приборов, излучающих электромагнитные волны. Бандиты настропалились уже пользоваться последними достижениями техники. Может, в одной из машин есть устройство, отслеживающее по сигналу перемещение каждой из раций.
Сколько здесь всего боевиков? Человек пятнадцать он видел своими глазами. Откуда такое уважение, он ведь ничем себя не проявил? Или все дело в специфике материка, обильно населенного птицами – посчитали, что меньшим количеством его не прочесать.
Теперь, когда началась облава, свалка уже не казалась Комбату такой обширной. Теперь он предпочел бы, чтобы она была раза в три больше. Вылез из укрытия, огляделся по сторонам. По ошибке спикировавшая чайка легонько задела крылом по плечу. Море где-то недалеко. Здесь, на Апшероне, в какую сторону ни двинешься, окажешься на морском берегу.
Рублев снова направился к оконечности свалки, откуда пятился назад. Увидел машины на открытом месте. Далековато. Иметь бы сейчас винтовку с оптическим прицелом, мигом прочел бы номера. А теперь… Вон дежурит один, вон другой, открытое пространство легко простреливается.
Что, если попробовать отвлечь их, увести за собой. Комбат слегка обозначил себя на гребне мусорного холма и ушел в сторону. Одна, другая очередь. Нет, суки, даже шага не хотят сделать. Это уже не абреки, которые стараются перещеголять друг друга в лихости. Жизнь заставила привыкнуть к дисциплине.
Передали, наверное, по рации для тех, кто слишком далеко ушел и нечетко смог сориентироваться по звуку выстрелов. А сами сидят, нос не высовывают. Снова придется отходить.
Комбат перевел автомат на стрельбу одиночными. Дождался цели и свалил фигуру в камуфляже вниз с холма. Сам он тоже стал в маскировочной одежде – от белого цвета рубашки не осталось ничего, все скрылось под пятнами: рыжими отметинами ржавчины и черными – золы.
Ему бы ствол с глушителем, он бы разобрался с этой стаей. А так.., каждый выстрел гремит громом, перекрывая птичьи голоса. И сразу вокруг начинает затягиваться петля.