Ощущения сводили с ума, я выгибалась под его ласками. Отвечала на его дразнящие, неистовые поцелуи. Плавилась от прикосновений, от виртуозного танца его рук, ласкавших мое тело.
— Ты сводишь меня с ума, — шептал он, целуя мою грудь.
А потом… Струйка воздуха от его дыхания приятно охладила живот.
Несколько секунд протянулись медленно и мучительно, прежде чем он коснулся губами там, где мне больше всего хотелось прикосновений. Я стонала, извивалась. Напряжение внутри все нарастало и, наконец, вышло из-под контроля.
А он продолжал целовать меня, теперь уже снизу вверх. Желание пробудилось снова. Горячие губы сжались вокруг моего соска, а рука ласкала другую грудь. Мое напряжение опять волнообразно нарастало.
Его руки гладили мою талию, живот, задерживаясь на бедрах. И вдруг он нежно развел их. И …
Больше не осталось преград, я раскрылась ему навстречу, упиваясь силой его желания, красотой его мужественности, отвечая на поцелуи своим огнем.
Обвилась ногами вокруг него.
Он вошел, а я застонала от удовольствия. Он начал двигаться, плавно скользя, пытаясь делать это очень нежно и осторожно. Но мне уже хотелось большего…
Непроизвольно подаваясь навстречу, я изгибалась всем телом, подгоняла, и он ускорил темп, пока мы оба чуть не потеряли сознание от великолепного наслаждения, разливавшегося пламенем по нашим телам.
Мы заново узнавали друг друга, мы словно родились во второй раз. Взлетели в заоблачные выси, освободившись от оков земного притяжения. Мы взяли новую высоту и, достигнув ее, еще долго парили над землей. Лишь бешеный стук сердец напоминал нам о бренности сплетенных утомившихся тел.
ГЛАВА 26
Наша ночь была невообразимой, неземной, волшебной! Я долго не могла понять, что произошло: помрачение ума или вспышка страсти…
В эту ночь мы отдали друг другу все, что накопилось в наших сердцах за долгие годы вынужденной разлуки. Это было прекрасно и неописуемо! Удивительно, незабываемо и, на самом деле, так мало!
Лежа в объятиях Дариола, я долго возвращалась в реальность. Сначала увидела серебристый свет луны, просачивавшийся сквозь окна, потом проступили смутные очертания предметов в хижине. Затем почувствовала, что лежу, укрытая одеялом, в кольце рук своего возлюбленного.
Дариол обрел способность говорить раньше меня. Его хрипловатый голос окутал меня новой теплой волной:
— Я люблю тебя, моя Фиалка, как и любил всегда.
Люблю тебя, моя Фиалка… Эхом отозвался его голос, и ко мне неожиданно пришло воспоминание. Мы стояли у желтых стен моей школы рядом с буйно цветущей магнолией. Дариол был одет в синюю форму с эмблемой двуглавой химеры — такую носили преподаватели нашей школы… Да! Губы Дариола беззвучно шевелились, не издавая ни звука. Но я понимала смысл сказанных его слов.
Святые небеса! Я помню! Я начинаю вспоминать… Любовь может все! Даже вспомнить то, что, казалось, потеряно навсегда.
— Я помню! Твое лицо, твое обещание. Помню, как ты сказал, что заберешь меня из школы, — прошептала я. — Что все готово для нашего побега… Что это значит, Дар?
Он чуть отстранился, не выпуская меня из кольца рук, и перевернулся набок.
— Прости меня, Фиалка, — его голос дрогнул. — Я не успел… Ты помнишь, как мы встретились на ярмарке? Вас иногда отпускали в город по выходным.
— Нет, — выдохнула я. — Ничего больше не помню.
Теперь лунный свет падал на лицо Дара, подчеркивая его совершенство. Высокий ровный лоб, темные линии бровей по сторонам прямого, четко вылепленного носа, и только рот крепко сжат.
— Расскажи мне о нас…
— Я ненавижу их всех, — проговорил, наконец, Дар. И лицо профессора вдруг перекосило ненавистью и злобой. — Имперцев… Ту школу, где мне пришлось работать. Ненавижу все, кроме наших встреч. Я только получил звание магистра в Столичной академии, как мне предложили работу в некой школе при Ордене Тарит. Это очень влиятельная организация, ее работу спонсировал высший совет. Я слышал, что Эдвин IV распустил этот орган совсем недавно. Но тогда ко мне явился один из членов совета и предложил очень выгодные условия работы. Необычным было то, что мне нужно соблюдать полную анонимность, преподавать по особым правилам. Я согласился, польстившись на деньги, и очень сильно об этом пожалел. В первый же день работы. Все в этой школе было странным и неправильным. Моими учениками оказались девушки, которых готовили для особых целей. Как я понял, в центре философии учения стояло совершенствование секретной генетической программы. Все это я узнал позже.